Между тем, великое лучше всего проявляется в ничтожном, и как справедливо заметил Рабиндранат Тагор,
Не тем себя сиянье возвеличило,
Что светит в беспредельной высоте,
А тем, что добровольно ограничило
Себя росинкой на листе.
И потому рассказ о жертвенной любви требует, скорее, документальной, непостановочной истории. Декорацией пусть послужит засиженный и пропахший бродягами уголок столичной «Площади трех вокзалов», а героями - двое старинных университетских друзей, один из которых к тому времени стал иеромонахом московского монастыря. Если в описываемом происшествии и можно разглядеть подвиг, то следует признать: он не увенчался успехом - спасти жизнь человека не удалось.
Действие предваряется будничной мизансценой, наблюдать которую можно практически каждый день: сотни людей в беспорядке пересекают площадь, спускаясь с пригородной электрички в метро или пересаживаясь с одного поезда на другой.
Начало действию полагает испуганный женский вскрик и взволнованный гул толпы: люди начинают сбиваться в кольцо, окружая какую-то темную фигуру, распластавшуюся по земле.
Повздорили двое нищих. Один из них сильно оттолкнул приятеля и тот, неудачно упав, ударился затылком о край ступени. Рана оказывается опасной: кровь льется ручьем, образуя большую грязную лужу. Прохожие, оказавшиеся невольными свидетелями происшествия, цепенеют, будто пораженные столбняком. И действительно, перед ними умирает человек. Отвернуться и уйти, сделав вид, что это дело тебя не касается, невозможно. Потом, наверное, стоило бы больших усилий помириться с самим собой. Но двинуться вперед и сделать что-то полезное в данной ситуации не хватает сил. Умирающий настолько отвратителен, что едва походит на человека: вся голова его покрыта какими-то страшными язвами; запах тлена и нечистоты создает невидимый, но совершенно непреодолимый барьер. Зажатые отвращением и собственной совестью люди не двигаются.
Единственным человеком, не охваченным всеобщим параличом воли, оказывается молодой иеромонах. Он раздвигает толпу, подходит к распростертому телу, резким движением отрывает рукав своей одежды, и без колебаний погружает руки в этот смердящий сверток тряпья, пытаясь сделать раненому перевязку.
Прибывшая карета «скорой помощи» освобождает людей от гнета совести и кольцо вокруг пострадавшего начинает быстро таять. Надев резиновые перчатки, санитары упаковывают бездыханное тело в специальный мешок, укладывают в машину и увозят. Монах, испачканный грязью и кровью, оглядывается вокруг, ища, где бы привести себя в порядок... И встречается взглядом со своим товарищем, которого, кажется, вот-вот стошнит от увиденного. Странное дело: тот, кто достойнее прочих проявил себя в критической ситуации, чувствует необходимость оправдываться: «Понимаешь, - с виноватым видом говорит он. - Я случайно взглянул на его руки. А там, на этой руке, морщинки, как у моего отца».
Один уважаемый писатель, читая житие известного католического святого, был сильно смущен рассказом о том, как тот обнимал замерзающего нищего, согревая его своим телом. «Христианская любовь - одно сплошное лицемерие. - Утверждал он. - Можно искренне и страстно обнимать прекрасную женщину, которая пахнет розой. Но обнимать нищего, вдыхая смрад из его пасти, можно лишь стиснув зубы». Между тем, любой может заметить, что отец меняет подгузник своего маленького сына с умилением. Очевидно, в долгожданном первенце для него не существует никакой скверны. Как не существует для уже взрослого сына неприятного запаха, источаемого дряхлым телом любимого отца. Так в минуту вдохновения человек способен позабыть о голоде. И часто любовный, поэтический аффект души оказывается сильнее физиологического отвращения.
«Любовь к своим естественна и понятна. - Возразят нам. - Быть может, она вообще обусловлена биологически. Но как можно любить ближнего? Ведь это случайно встретившийся и совершенно чужой тебе человек?» Можно предположить, что монах, делая перевязку бомжу, совсем не замечал его нечистот и язв, ведь он увидел знакомые отцовские «морщинки на его руке». Это подобно тому, как, встречая в чужом краю земляка, мы радуемся и заключаем его в объятья, которых он, может быть, по своим личным качествам совсем не достоин. Этот человек, сам того не подозревая, напоминает нам об оставленной Родине, подлинном предмете нашей любви, и потому оказывается согрет радушием, которого не чаял.
Так «таинственная и непонятная» христианская любовь к ближнему оказывается возможной. Но необходимой предпосылкой к ней является любовь к своим - отцу, матери, брату. Ведь тому, кто никогда не любил родного отца, «морщинки на руке» ближнего не могут сказать ничего.
Из происшествия на площади видно, что любовь имеет поэтическую природу. Ведь поэзия - это отнюдь не зарифмованные строки, а особая разновидность родства, образованная между вещами промыслом Божьим. Произнесенное имя «Достоевский» пробуждает воспоминания о туманном Петербурге и наводит на мысль о русской идее. «Че Гевара» приводит на ум слова «Куба» и «революция». Так и для того, кто близок к святости и потому особо чувствителен к поэзии мира, морщинки на руке пожилого незнакомца заставляют увидеть в нем родного, любимого человека.
Но вот какое дело: у любого старика на руке морщинки. Сколько же отцов способен обнаружить в мире герой нашего рассказа? И сколько добра, невозможного для других, он способен сотворить? Красивой девушке готовы прийти на помощь десятки мужчин. А некрасивой?
Ей и многим подобным людям, которым нечем заплатить за добро, может помочь лишь та сила, которая «не ищет своего». Платон называл подобную любовь словом «агапэ», что означает «жертвенная», и считал ее совершенной. В отличие от остальных видов любви, она оставляет человеку свободу и поистине царский суверенитет, ведь если Ромео не может жить без Джульетты, а Пушкин тоскует вдали от друзей, человек, имеющий в себе агапэ, никогда не останется сиротой. Для того чтобы обрести отца, ему нужно всего лишь взглянуть на руки ближнего своего. Жертвенная любовь ничего «не боится», потому что не может оказаться несчастливой. Так и сегодня, совершенно будничным образом сбываются слова Христа: «Нет никого, кто оставил бы братьев или сестер, отца или мать, жену или детей ради Меня и Евангелия и не получил бы во сто крат более братьев и сестер, отцов, матерей, и детей во время сие, среди гонений, а в веке грядущем жизни вечной».
По повести Н.С. Лескова “Несмертельный Голован”
“Что вы сделали одному из малых сих – то сделали Мне”.
(Мф. 25, 40-45)
Головану дано было прозвище “несмертельного” вследствие всеобщего убеждения, что Голован человек особенный, человек, который не боится смерти. Он был огромного роста, смугл, круголиц с голубыми глазами, с подстриженными волосами, усами и бородой. Спокойная и счастливая улыбка всегда озаряла его лицо, играла на устах и в умных добрых глазах. Голован ходил всегда очень скоро, будто спеша, но не ровно, а подпрыгивая с левой ноги. В этом была тайна, которую нельзя объяснить сразу.
Голован проживал в огромном сарае, подаренном ему за какую-то услугу, оказывать которую он был большой охотник и мастер. В одной половине сарая жили сестры Голована и его мать, а в другой были стойла для коров. На чердаке помещались куры. Сам Голован спал зиму и лето в стойле, около быка, не боясь холода. С зарею он выгонял свое стадо на росу, выбирая лучшую траву на обрывах реки. Молоко и сливки, которые Голован поставлял жителям города, славились своими качествами.
Часто, когда Голован сидел у забора и следил за коровами, к нему подходили и взрослые, и дети, которым он рассказывал множество священных историй. Простые люди нередко обращались к Головану за советом. Чаще всего приходили с вопросами о семейных неладах или расстройстве в хозяйстве.
Голован слушает и улыбается, а потом взглянет на собеседника и ответит:
– Я, брат, плохой советник! Бога на совет призови.
– А как Его призовешь?
– Ох, брат, очень просто: помолись да сделай так, как будто тебе сейчас помирать надо. Вот скажи-ка мне: как бы тогда сделал?
Собеседник ответит, а Голован скажет:
– А я бы, брат, умирая, вот как лучше сделал.
И расскажет, по обыкновению своему, весело, с всегдашней улыбкой.
Должно быть, его советы были очень хороши, потому что всегда их слушали и потом очень за них благодарили.
Поводом прозвать Голована “несмертельным” послужило следующее событие. В городе Орле и в его окрестностях началась губительная эпидемия, прозванная народом “пупырух”. У человека появлялись нарывы, жар, заболевшие умирали быстро, ослабевали и засыпали навеки. Но до последней минуты больного мучила страшная жажда. Поить водой умирающего – в этом заключался уход, но он отсутствовал. Тот, кто подавал пить больному, вскоре сам заболевал. По домам два или три покойника лежали рядом. Последний жилец ставил себе у изголовья ведро с водою и черпал, пока поднималась рука, потом сосал до смерти мокрую тряпку.
В такие горестные минуты общего бедствия Господь выдвинул из народа героя бесстрашного и самоотверженного – Голована. Он безбоязненно входил в зачумленные лачуги и поил зараженных не только водою, но и молоком. Ближайшая вымирающая деревня была расположена за рекой, а лодки у Голована не было. Он снял с петель сарайные ворота и утром до зари переправлялся на них на другой берег, ходил из избы в избу, чтобы смочить засохшие уста умирающих, напоить не способных уже поднять голову.
Если умирал последний член семьи, Голован закрывал дверь, поставив мелом на ней крест в знак того, что все жители дома уже скончались.
Смертельная язва Голована не касалась – ни скот его, ни домашние – никто не заболел. С тех пор о доселе малоизвестном Головане все узнали и стал он легендарным местным героем, так как, по словам простонародья, он “изничтожил саму язву, не пожалев за народ своей теплой крови”. Все считали, что он владел тайной, которая помогала ему не заболеть.
На эту тайну пролил свет некий пастух Панька. Народ же обратил ее в легенду.
Утром, перед зарей, Панька выгнал своих коров к берегу реки. Было еще очень холодно, поэтому Панька закутался с головой в свою дырявую одежонку, прилег и заснул было, как вдруг показалось ему, что кто-то на противоположной стороне реки спускается с кручи. Вот человек сошел к реке, стал на воду и идет. Идет будто посуху, только костыльком подпирается. Сначала Панька оторопел. Начало светать, и Паньке захотелось подойти к самой воде, через которую только что прошел таинственный человек. Подошел Панька и увидел мокрые ворота и шест. Дело выяснилось: это, значит, плыл, стоя на воротах, несмертельный Голован. “Верно, он пошел каких-нибудь осиротевших ребятишек молоком попоить, ведь у него всегда за пазухой бутылки с питьем”,- решил Панька.
И захотелось ему самому на воротах покататься. Взял он шест, да и переплыл на ту сторону, где Голованов сарай стоит, сошел на берег, погуливает. Вдруг слышит, Голован кричит с другого берега: “Эй, кто мои ворота угнал? Давай назад!”
Панька был трус и спрятался в ямку. Тогда Голован сбросил одежду, связал ее, положил на голову и поплыл, хоть вода и была очень холодная. Он переплыл реку, начал было одеваться, но вдруг глянул себе под левое колено и остановился. Было уже светло, вдали появился парень с косою. Голован громко крикнул ему:
– Милый, дай скорее косу!
Парень подал ему косу. Тогда Голован, оттянув одной рукою икру у своей ноги, в один миг отрезал от нее большой кусок мяса и швырнул мясо в реку.
Голован зажал обеими руками свою рану и упал. Панька, позабыв свой страх, подбежал, взял вместе с парнем Голована, и они потащили его в избу. Тут Голован велел скрутить ему полотенцем рану как можно крепче, чтобы кровь перестала бежать. Голован попросил поставить около него ведро с водой и Паньке велел никому не рассказывать про то, что видел.
Мужики ушли, трясясь от ужаса, и всем все рассказали. А услышавшие рассказ крестьяне сразу сложили народное поверье: “Голован это сделал неспроста. Он, исстрадавшись душой за людей, принес в жертву кусок своего тела, тем самым за всех отстрадал. А сам он не умрет, потому что у него, видно, есть “живой камень”, от которого он человек “несмертельный”. (В Евангелии есть такие слова: “Камень же есть Христос”,- Ред.)
Поступок же этот объяснялся очень просто: увидев чумной нарыв на своей ноге, Голован поскорее отрезал его вместе с мышцею ноги, отчего и хромал потом всегда.
Голован был глубоко верующий человек. Он часто ходил в собор к отцу Петру на исповедь и просил священника: “Посрамите меня, батюшка, я что-то себе очень не нравлюсь”. “Совесть его белее снега”,- говорил отец Петр, который понимал и любил Голована.
Праведный и самоотверженный человек был Голован. Пока жизнь его была окружена легендарным вымыслом, все казалось невероятным, а когда узнали о его поступке доподлинно,- то прояснилась его святая простота. Одушевлявшая его Совершенная Любовь поставляла его выше страхов и даже подчиняла ему природу.
Позвольте рассказать вам две истории, которые, как мне кажется, приблизят нас к пониманию глубинных человеческих стремлений. Объединяет эти истории разве что трагичность описанных в них ситуаций.
Первая история - история песни, написанной американским исполнителем Гарри Чэпином. Песня называется «Котята в колыбели». В ней рассказывается об очень занятом человеке, у которого рождается сын. Работа по выходным, срочные командировки, неоплаченные счета - все это не позволяет отцу видеть сына достаточно часто, и то это происходит «на бегу». Проходит десять, пятнадцать лет - ничего не меняется. Очередное обещание провести с семьей уик-энд остается невыполненным. Между тем мальчик, ставший уже подростком, не перестает восхищаться отцом и непременно хочет быть «как он». Проходит еще десять-пятнадцать лет, отец выходит на пенсию, звонит сыну: «Приезжай ко мне, посидим, поговорим…» «Я бы рад, - отвечает сын, - но из-за этой новой работы нет ни секунды времени, да к тому же дети заболели гриппом. Обязательно встретимся - но как-нибудь в другой раз». Вешая трубку, отец вдруг понимает: а ведь мечта сына сбылась: он действительно стал таким, как отец!
Можно сказать, строки этой песни оказались для Чэпина пророческими. Однажды, в ответ на просьбу жены снизить бешеный ритм жизни и провести немного времени с семьей, певец обещал: «В конце лета обязательно выкрою несколько дней, чтобы побыть с вами». Но, увы, Чэпин не успел выполнить своего намерения: тем же летом он погиб в автомобильной катастрофе.
Размышляя над печальной историей жизни и смерти певца, невольно думаешь: вот пример того, как можно верить в определенные принципы, но не следовать им в собственной жизни. То, как певец относился к своей семье, вызывает чувство внутреннего протеста. Напрашивается вывод: стоит человеку погнаться за мирской славой, и он выходит за рамки отношений с другими людьми, установленные Богом.
Вторая история, или лучше сказать, притча, имеет оттенок восточной мелодрамы, однако, как мне кажется, прекрасно доносит до слушателя одну важную истину.
Герой притчи, молодой индийский крестьянин, полюбил девушку из соседней деревни. Чувство его было подлинным, и он хотел жениться на девушке, но она не испытывала к нему никакой привязанности. Хуже того, девушка решила воспользоваться чувствами юноши для забавы - придумала игру, в которой он должен был предоставлять ей все большие и большие доказательства своей любви.
В конце концов, истощив запас своего воображения, она решилась на безумный шаг. «Если ты по-настоящему меня любишь, - сказала она, - то должен доказать, что я безраздельно владею твоим сердцем. Для этого тебе нужно убить свою мать и принести мне ее сердце как доказательство моей победы над ее любовью». Услышав такое условие, молодой человек ужаснулся и несколько недель был в совершенном замешательстве, не зная, как ему быть. Наконец, не в силах больше выносить разлуку с возлюбленной, он в каком-то исступлении убил свою мать и вырезал ей сердце. Схватив его, он бегом побежал к возлюбленной, подгоняемый чувством вины и нестерпимым желанием предоставить окончательное доказательство своей преданности. Дорога в соседнюю деревню лежала через дремучий лес и, пробегая через него, молодой человек споткнулся и выронил сердце, которое судорожно сжимал в руке. Кое-как отыскав его в траве, он поднялся, чтобы бежать дальше, и вдруг услышал голос, доносившийся из сердца, которое он держал в руке: «Сынок, ты не ушибся? Тебе не больно?»
Смысл этой притчи очевиден: материнской любви, вызывающей восхищение, присуща жертвенность, в ней воплощено торжество духа над плотью. Давайте спросим себя: может ли такая великая любовь быть производной материи, заведомо лишенной смысла и нравственной направленности? Едва ли. Тогда позвольте предположить, что она имеет своим источником Бога. И в таком случае любовь - Божий дар человеку. Сама наша способность понимать любовь получена от Бога, равно как и присущая любви жертвенность. Библия подтверждает это: Бог есть любовь, и Он засвидетельствовал об этом Своей величайшей Жертвой.
Д-р Стэнли Джонс, прославленный миссионер, проповедовавший в Индии и пользовавшийся уважением самого Махатмы Ганди, любил рассказывать историю об одном индийском чиновнике, который никак не мог понять смысл крестной жертвы Христа, а следовательно, не мог уяснить и Божьей любви к человеку. Беседы, которые вел с ним д-р Джонс, заходили из-за этого в тупик.
И вот однажды этот чиновник изменил жене. Его стала мучить совесть, и чем дольше он скрывал от жены содеянное, тем сильнее становились душевные муки. Наконец, не в силах больше выносить угрызения совести, он во всем признался своей преданной жене. Дни душевных мук сменились днями тревожного ожидания: простит или нет? По прошествии некоторого времени, когда первый шок от признания прошел, жена простила его и пообещала так же преданно любить мужа, как и прежде.
И в этот момент чиновника словно осенило: «Теперь я понимаю, что значит жертвенная любовь!» - пробормотал он. Преклонив колени, он помолился Господу, а встав, сердечно обнял свою жену.
О неотступная Любовь!
В Тебе усталою душой
Я отдыхаю вновь и вновь.
И снова отправляюсь в бой!
У любви есть свои законы. Перефразируя известное изречение, можно сказать, что любовь требует жертв. В таком случае, не что иное, как Жертва Христа становится истинным мерилом любви. Она призывает нас следовать за Ним и отвечает глубинной потребности человеческого сердца любить и быть любимым. В Его жертвенной любви обретает смысл человеческое существование.
Концепции любви в разных религиях разные, подчас весьма неожиданные. Основатель буддизма, к примеру, считал необходимым оставить жену и детей для того, чтобы обрести душевный покой. Индуистская любовь в нашем понимании более напоминает жалость. В Исламе любовь адекватна подчинению сострадающему Богу. Только в рамках христианства любовь понимается как форма взаимоотношения человека со Всевышним, обогащающая верующих, наполняющая силой и смыслом их земную любовь.
Д. Лоренс был прав, утверждая, что глубинная потребность человека не может быть полностью удовлетворена в рамках земной любви. Существует еще потребность поклонения Богу «в духе и истине». Без Бога человек обречен на одиночество: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком», - сказал Иисус (Ин. 10:10). Верующий в Христа избавлен от одиночества, ибо полностью насыщен голод его сердца.
Если мы согласны, что любовь порождает смысл, мы должны признать и то, что ее отсутствие способствует утрате смысла жизни. Жан Поль Сартр однажды сказал, что ад - это другие люди, имея в виду, что ад - это несогласие с его личными взглядами. С другой стороны, Ф. М. Достоевский, устами одного из своих персонажей провозгласил: «Должно быть, ад - это неспособность любить». Я больше согласен со вторым мнением. В таком случае, приходится признать, что современное западное общество постепенно приближается к адскому состоянию. Мы уже не воспринимаем эгоизм как отклонение от нормы, наши семейные устои расшатаны до предела и вот-вот окончательно рухнут. Если мы, как цивилизация, некогда исповедавшая христианскую мораль, не одумаемся, нас ждет полная и окончательная деградация. Нас ждет неконтролируемое насилие как логическое завершение того иррационального пути, по которому мы продолжаем идти. Спастись можно только исполнившись Божьей любовью, явленной во Христе Иисусе и доступной каждому, уверовавшему в Него.
Равви Захариас. «Может ли человек жить без Бога?”. Пер. с англ. - СПб.: Санкт-Петербургское христианское просветительское общество «Кредо», 1999. -240 с.
Из записок женщины-христианки:
«Пять лет с одним человеком. Десять, пятнадцать. До конца жизни... Видеть его первым, едва открыв глаза. Его же - последним, перед тем как глаза закрыть. День за днем, год за годом.
Мыслимо ли? Тебе, абсолютно другому человеку, со своей системой взглядов на мир, своими привычками и прихотями...
Сначала Любовь все делает за тебя: бежит к нему, встречает с сияющей улыбкой. Обряжает тебя в красивые одежды: ему нравиться. Заставляет читать книги, думать, интересоваться тем, что ему интересно: с ним дольше говорить. Чтобы не наскучить. Чтобы длить драгоценное общение. Продумывает твое поведение до мелочей: пусть увидит тебя с самой лучшей стороны, в самом выгодном свете. Торопит угодить ему: вкусно накормить, незаметно зашить порванную перчатку, чтобы помнил. Чтобы грело: рядом - женщина. На сколько хватит любви - на год, два? На месяц?»
Здесь - как в вере. Новоначальному - благодать, потом - искушения, труд. А дальше - то, чего добился этим трудом: по работе и награда будет. Кончился запас любви - Божьего дара - работай сам.
Не любить - просто. Все успевать по дому, хозяйничать, стряпать, убирать, водить детей в кружки. Чтобы не одергивали, не попрекали. Так надо, так положено. Найти себе «параллельную жизнь» по интересам, отдушину: разговоры по телефону, сериал «Скорая помощь», аэробика... В этом контексте и церковь, «церковная жизнь» - то же самое: попытка уйти в параллель с действительным миром.
Посмотрим со стороны: только что жили как жили, а тут на тебе - я хожу в церковь, я читаю молитвы утром и вечером, я не ем мяса по средам и пятницам - и я хорошая. По крайней мере - гораздо лучше тебя. «Ладно. А я - плохой», - в раздражении и недоумении заявляет муж, наблюдая всю нелепицу происходящей перемены.
Что такое христианство? Во всяком человеке увидеть доброе, увидеть образ Христа и любить его за это, отбрасывая все остальное, как шелуху. А мы, в своем первом благом порыве, все делаем с точностью до наоборот и начинаем - с собственной семьи, со своей «малой церкви».
Вырваться «с мясом» в храм и отвести душу потом, у церковной ограды: «Опять дома скандал. Он же ничего не понимает, ему ничего не надо. Только деньги и телевизор. Не знаю, что делать...» Плетется, плетется параллельная жизнь: отработал первую - и в свою.
Самое трудное - жить здесь и сейчас. С тем, что дано Господом. С тем, кто сейчас рядом. Самое трудное - заставить себя любить. Когда, казалось бы, нет никаких чувств к этому почти чужому, чуждому тебе человеку.
Вот он приходит с работы. Уставший, раздраженный, готовый вот-вот сорваться по любому поводу. Трещит голова, с утра без нормальной еды. Что он хочет, что ему нужно? Да ничего: поесть, попить, лечь на диван пластом, - с газетой или телевизором, а потом уснуть. И больше всего ему не нужно - наших упреков и своих мыслей о том, что он не такой, как мы, что он - неверующий, а значит - что-то в нем не так... (а ведь есть эти мысли за кажущейся непроницаемостью). Его жизнь проста и очевидна. Он работает - потому что хочет обеспечить свою семью. Он устает - и анестезирует свою усталость «по интересам»: от телевизора (самого безобидного в этом случае варианта) до выпивки... Облечь это существование смыслом, радостью, осознанием - наша глубокая, затаенная мечта.
Вот он - наш дом: плитка в 4 конфорки, раковина с посудой. Ты готовишь, моешь - а пока загляни в себя, подумай: с чем зайдешь к ним, ск лько любви в твоем сердце? Вот она - твоя домашняя церковь: муж, дети... Радуйся их радостями, плачь над их огорчениями. Смотри на них и служи Богу...
В своем послании говорил апостол Павел: Лучше было бы девице не выходить замуж. Потому что незамужняя девица более угождает Богу, а замужняя - мужу. Мы уже выбрали свой путь. Не свернуть с половины, через какие бы зигзаги и выбоины он ни шел. «Каждую гору сделаю я путем», - говорит Господь. И тем успокаивает мятущуюся душу нашу.
Потрудись немного, нетерпеливая душа. Не иди параллельно, будь внутри. Придет радость и к тебе, раздражение сменится жалостью, а неприязнь - любовью. И Господь вознаградит твои страдания.
Когда человек приходит к Богу, все его существо под воздействием некой таинственной силы наполняется, пылает огромной любовью к Создателю. Эта любовь дает силы отказаться от прежней жизни, от грехов и привычек, вошедших в саму плоть человека, и полностью отдать себя служению Богу. На языке богословия это чудесное касание называется благодатью призывающей. Однако проходит какое-то время, и Господь предлагает человеку самому, по свободной воле, через трудности и препятствия прийти к Нему. Ибо всякая любовь подразумевает не только озарение свыше, но и личные усилия человека.
С той же ситуацией мы сталкиваемся и в отношениях мужчины и женщины: пока люди влюблены друг в друга, они готовы прощать недостатки, помогать переносить трудности жизни. Но, главное, человек готов доверить свое сердце другому, а это всегда приносит страдания. Как говорит христианский писатель К. С. Льюис: «Застраховаться невозможно, любовь чревата горем. Полюби - и сердце твое в опасности. Если хочешь его оградить, не отдавай его ни человеку, ни зверю». Во всякой любви и особенно в супружеской ты отдаешь, открываешь свое сердце другому, и он может с ним сделать все, что захочет. Человек на твое доверие может ответить жестокостью, предательством. Наконец, в этой жизни он будет страдать, и ты будешь страдать вместе с ним.
Но нередко со временем первый пыл влюбленности гаснет и наступает время семейной рутины, привычки и обыденности, когда нет больше силы, вдохновляющей на возрастание в единстве. Принимать ли это как должное?
Говорят, что невозможно заставить себя полюбить. Невозможно без труда! А если мы готовы трудиться в этом направлении, то рано или поздно нас ждет успех.
Святой Макарий Египетский учит: «Надлежит понуждать себя, даже против воли сердца, к любви - если кто не имеет любви; к кротости - если кто не имеет кротости; принуждать себя к тому, чтобы быть милосердым, чтобы терпеть пренебрежение, когда пренебрегают, не приходить в негодование, когда уничижают; надлежит принуждать себя к молитве, если не имеет кто духовной молитвы. В таком случае Бог, видя, что человек столько подвизается и, против воли сердца, с усилием обуздывает себя, даст ему истинную любовь, истинную кротость, истинную доброту и истинную духовную молитву».
Святая Церковь, уподобляющая супружеские отношения отношениям человека с Богом, хранит советы, как возродить первоначальное горение любви как к Богу, так и к человеку.
Вот основные моменты, о которых необходимо помнить супругам.
1. Даже психологи отмечают, что современные люди совершенно не способны сосредоточиться, побыть наедине с собой. Естественно, что такой человек не способен направить свое внимание и целиком вслушаться ни в голос Божий, ни в человека - собеседника.
Психологи (например Э. Фромм) для решения этой проблемы предлагают взять на себя ежедневное правило размышлений. Православие же предлагает учиться молиться. Внимательная, вдумчивая, сосредоточенная молитва научит человека быть обращенным не только на себя, научит слышать, чувствовать другого.
2. Как во всяком сложном деле, в любви необходимо огромное терпение, желание преодолевать трудности и неизменное стремление к совершенству. Сама по себе любовь не сохранится. Готовность слушать другого, принимать его претензии, советы; стремление к честности и открытости - вот что поможет сохранить любовь на всю жизнь.
3. Смирение является важной составляющей всякого общения с ближними. Смирение - это умение вслушаться, преодолеть природный эгоцентризм и отдать первенство другому.
4. Настоящая любовь, по словам митрополита Антония (Блума), подразумевает глубокую веру в любимого. Эта вера - желание и способность видеть в нем неповторимую личность, пусть часто и замутненную грехами. Это - умение видеть человека в перспективе замысла Божия о нем. Это - желание помочь ему в его развитии.
Наконец, христианская любовь - активная любовь. Невозможно достичь высот любви, находясь в пассивной бездеятельности. Любовь - это каждоминутная жертва ради другого, служение другому.
Жертвенность (Жертвенная любовь) как качество личности – способность бескорыстно делиться любовью, сознательно и добровольно принимать на себя карму любимого человека, ответственность за его судьбу, и в горниле своей любви сжигать его плохую карму, получая от этого несказанное счастье.
В больнице лежала больная девочка. Она очень тяжело болела. Единственное, что могло спасти ее жизнь, — это переливание крови от её маленького брата. Объяснив процедуру переливания крови, врач спросил мальчика, согласен ли он дать свою кровь сестре. Малыш сначала побледнел, посмотрел на мать в нерешительности, но тут же утвердительно кивнул головой и сказал: — Да, согласен, я очень люблю Лизу, если это её спасёт, согласен.
Во время переливания крови он лежал на койке, поставленной рядом с кроватью Лизы. По временам он поворачивал к ней лицо и улыбался. Потом выражение его изменилось, он взглянул на стоящего рядом доктора и спросил: — Когда я начну умирать? — Умирать? — удивился врач. — Ты не умрёшь. Мы только дадим Лизе немножко твоей крови.
Малыш с облегчением вздохнул и широко улыбнулся. Бедный мальчик думал, что всю его кровь перельют Лизе. И он дал на это свое согласие! Он жертвовал своей жизнью, чтобы спасти жизнь любимой сестры.
Любовь предполагает жертвенность. Самый первый её пример – безусловная, жертвенная любовь матери к ребенку, когда она ставит его благополучие на первое место. Жертвенная любовь – это самозабвенное стремление служить объекту любви.
Однажды к царю Соломону, известному своей мудростью, пришли на суд две женщины. Они жили в одном доме и были соседями. Обе недавно родили ребенка. Прошлой ночью одна из них задавила своего младенца и подложила его к другой женщине, а живого у той взяла себе. Утром женщины стали спорить, каждая доказывала, что живой ребенок ее, а мертвый – соседки. Так же спорили они и перед царем. Выслушав их, Соломон приказал принести меч. Меч немедленно был принесен. Ни минуты не раздумывая, царь Соломон молвил: – Пусть будут довольны обе. Рассеките живого ребенка пополам и отдайте каждой половину младенца. Одна из женщин, услышав его слова, изменилась в лице и взмолилась: – Отдайте ребенка моей соседке, она его мать, только не убивайте его! Другая же, напротив, согласилась с решением царя. – Рубите его, пусть не достанется ни ей, ни мне, – решительно сказала она. Тут же царь Соломон изрек: – Не убивайте ребенка, а отдайте его первой женщине: она его настоящая мать.
Соломоново решение стало следствием проверки на правдивость, силу бескорыстной и безусловной материнской любви, жертвенность и самоотречение.
Жертвенность — добродетель, состоящая в самоотречении ради исполнения заповедей любви к Богу и ближнему. Высшими формами жертвенности являются мучениченичество и смерть.
Истинная жертвенность всегда держится не просто на чувстве долга, но на любви. «Если я раздам всё имение мое… а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор.13:3).
Святитель Николай Сербский говорил: «Всякая добродетель рождает жертвенность. Совершенная добродетель рождает полное самоотречение. Высшая добродетель – любовь – рождает совершенное самоотречение».
В чём состоит жертвенная любовь? В готовности делиться любовью и, тем самым, принимать на себя ответственность за любимого человека в виде разделения его кармы. То есть, при принятии ответственности возникает карма. К примеру, любящая жена принимает на себя карму мужа, соответственно любящий муж жертвует собой, принимая и разделяя карму жены. Ни он, ни она не знают, какая у другого карма, но добровольно «подписываются» на неё.
Принятие чужой кармы дорогого стоит, фактически это уровень подвига, так как у другого может быть очень плохая карма, то есть незавидная судьба. И только любящий человек готов на всё это. Даже не зная об этой философии, любящий реально ощущает, как он берет карму в виде ответственности. И этот героический поступок его очищает и делает счастливым.
Философ Вячеслав Рузов задаётся вопросом: – А как же жить такому человеку, который, любя, берёт на себя карму другого человека, как же он ещё не умер, и почему он такой счастливый и вдохновлённый взять на себя ещё больше кармы? И теперь мы узнаем главный секрет. Если тот, кто делит карму с другим, делает это с любовью, то Бог сжигает эту карму, и этот огонь превращается в счастье. Это - великий секрет жертвенной любви.
Когда мы, любя, берём на себя карму любимого человека, она сгорает в огне нашей жертвенности и превращается в счастье человека, отдавшего себя на служение любимому. И это счастье одно из самых наивысших в материальном мире. Тот, кто его испытал, больше не может получить радости ни от чего другого.
Но помните и другую сторону этой науки: если мы жертвуем с раздражением, с нежеланием, с оскорблениями, с завистью, с жадностью или вожделением, то принятая на себя карма не сгорит, а превратится в яд и отравит нашу душу, превратив наше сердце в камень. Тот, кто жертвует с любовью - становится счастливым, а тот, кто жертвует с ненавистью, становится несчастным человеком.
Словом, жертвенная любовь показывает способность делиться любовью, то есть, принимать ответственность за любимого человека посредством разделения с ним его кармы, его судьбы; способность достигать вершин счастья за счёт умения делиться с другими своей любовью.
Прав был философ Платон, сказав: «Стараясь о счастье других, мы находим своё собственное».
Петр Ковалев