Святые в православном христианстве. Как рождались святые

Кто такие святые? Наверное, вы удивитесь, услышав, что святые были такие же люди, как и каждый из нас. Они испытывали те же чувства, что и мы, их души посещали как радость, так и разочарование, не только надежда, но и отчаяние, как вдохновение, так и угасание. Более того, святые испытывали точно такие же искушения, что и каждый из нас, а льстивые соблазны, словно сладкозвучные сирены, манили каждого из них своей пленительной, гипнотической силой. Что же подвигло их к тому удивительному, что исполняет душу неизреченным светом, и что мы называем святостью?

В начале IV века в Сирии жил некий юноша Ефрем. Его родители были бедные, однако искренно верили в Бога. А Ефрем страдал раздражительностью, мог из-за пустяков вступать в ссоры, предавался худым замыслам, и главное, сомневался в том, что о людях заботится Бог. Однажды Ефрем запаздывал домой и остался ночевать возле стада овец с пастухом. Ночью волки напали на стадо. А утром Ефрема обвинили, что он подвел к стаду воров. Его посадили в темницу, куда заключили еще двоих: одного обвиняли в прелюбодеянии, а другого – в убийстве, причем также безвинно. Ефрем много размышлял над этим. На восьмой день он услышал во сне голос: «Будь благочестив, и уразумеешь Промысл Божий. Перебери в мыслях, о чем ты думал, и что делал, и по себе дознаешь, что эти люди страждут не несправедливо». Ефрем вспомнил, как некогда со злым умыслом он выгнал из загона чужую корову, и она погибла. Заключенные с ним поделились, что один участвовал в обвинении женщины, оклеветанной в прелюбодеянии, а другой видел тонувшего в реке человека и не помог. В душе Ефрема наступило прозрение: оказывается, в нашей жизни ничто не совершается просто так, за каждый поступок человек несет ответственность перед Богом, – и с этой поры Ефрем решил изменить свою жизнь. Все трое вскоре были отпущены на свободу. А Ефрем во сне вновь услышал голос: «Возвратись в место свое и покайся в неправде, убедившись, что есть Око, над всем надзирающее». Отныне Ефрем был крайне внимателен к собственной жизни, он много молился Богу и достиг святости (в нашем календаре упоминается как преподобный Ефрем Сирин, память – 28 января по юлианскому календарю).

Итак, святые потому и стали святы, что, во-первых, увидели свою неправедность, удаленность от Бога (не надо думать, что каждый угодник Божий был изначально святым). А во-вторых, они глубоко ощутили, что никакое добро невозможно совершить без Бога. К Нему они обратились всей душой. Им пришлось много бороться со злом, и прежде всего в самих себе. В этом – их отличие от обыкновенных героических личностей. Земные герои пытаются изменить мир путем внешней борьбы за справедливость. А святые влияют на мир путем внутреннего его преображения, и начинают это преображение с самих себя. Если Петр I, хотя и был волевым человеком, сокрушался: «Усмирил стрельцов, осилил Софью, победил Карла, а себя превозмочь не могу», то святые сумели победить себя. Потому что они полагались на Бога. А кто может быть сильнее Бога? Его благодать искореняла в их душах все темное, а затем просветила их ум и сердце к видению удивительных тайн.

Святых мы называем подвижниками, потому что святость есть путь непрестанного духовного восхождения, а это сопряжено с тяжелым внутренним подвигом, с преодолением в себе всего порочного и низменного. Есть древнее сказание о том, как однажды философ Сократ, идя с учениками по улицам Афин, встретил гетеру, которая надменно сказала: «Сократ, ты слывешь мудрецом и пользуешься у учеников уважением, а хочешь, я скажу одно слово, и все они тут же побегут за мною?» Сократ ответил: «В этом нет ничего удивительного. Ты зовешь их вниз, а для этого не нужно никаких усилий. Я же призываю их к возвышенному, а это требует большого труда». Святость и есть непрестанное восхождение, при котором естественно требуются усилия. Святость – кропотливый труд, созидание в себе образа Божия, подобно тому как ваятель высекает из бездушного камня удивительный шедевр, способный пробуждать души окружающих.

На иконах святых мы видим нимб. Это символическое изображение благодати Божией, просветившей лик святого человека. Благодать есть спасительная сила Божия, которая созидает в людях духовную жизнь, внутренне укрепляет и очищает от всего греховного и скверного. Само слово «благодать» означает «благой, добрый дар», потому что Бог подает только доброе. И если грехи опустошают душу, несут с собой холод смерти, то Божия благодать согревает душу человека духовным теплом, поэтому стяжание ее насыщает и радует сердце. Именно стяжание благодати Божией возводит христианина к вечности, благодать приносит с собой искомое сердцем каждого человека счастье и подлинную радость и свет души. Таким неизреченным светом сияло лицо пророка Моисея, когда он спустился с Синайской горы, приняв от Бога Десять заповедей. Так Сам Спаситель, преобразившись на Фаворе перед тремя апостолами, явил Свою Божественную славу: «И просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17: 2). К этому небесному, Божественному свету приобщился и каждый святой, так что общение со святыми доставляло приходившим к ним людям духовное тепло, разрешало их скорби, сомнения и жизненные трудности.

Святые – это те, кто увидели замысел Божий о себе, и воплотили этот замысел в собственной жизни. И можно сказать, что святые – это люди, которые откликнулись любовью на любовь. Они откликнулись на безграничную любовь Божию, обращенную ко всякому человеку, и явили любовь к Нему в своей верности. Они явили верность Богу во всем и, прежде всего, в тайниках собственного сердца. Их души стали близки к Богу, ибо святые искореняли в себе всё греховное даже на уровне мыслей и чувств. Поэтому святость – не награда за хорошие поступки, а приобщение личности к благодати Божией. Чтобы принять от Бога дар благодати, необходимо исполнять Его заповеди, а для этого преодолевать то, что внутри каждого из нас противится Богу, то есть грех.

Преподобный Антоний Великий однажды сказал: «Бог благ и только благое творит, пребывая всегда одинаковым, а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, – по сходству с Ним, а когда становимся злыми, отделяемся от Него по несходству с Ним. Живя добродетельно – мы бываем Божиими, а делаясь злыми, – становимся отверженными от Него». Святые достигли близости к Богу и благодаря этому стали подобны Богу. Так что вопросы жизни, часто приводящие нас в тупик, для святых становятся ясными благодаря благодатному Свету, Которому они приобщились. Именно поэтому у известного писателя Николая Васильевича Гоголя настольной книгой была «Лествица» преподобного Иоанна Синайского – к этой книге Гоголь часто обращался за разъяснением вопросов собственной души. Многие знаменитые лица XIX века, пытаясь найти ответ на духовные вопросы, обращались к преподобным старцам Оптиной пустыни. Образованнейшие люди шли за советом к святителю Игнатию Брянчанинову, святителю Феофану Затворнику и праведному Иоанну Кронштадтскому. А американский психолог Вильям Джемс, прочитав «Слова подвижнические» преподобного Исаака Сирина, воскликнул: «Да это же величайший психолог мира». Так представители светской культуры удивлялись глубине рассуждений святых людей. Конечно, среди лиц, не достигших святости, тоже встречаются мудрость и опытность, но все это остается всецело земным умением, тогда как мудрость и опыт святых не только разрешают глубинные проблемы жизни земной, но и открывают нам путь от земного к небесному.

Подобно тому, как орел высоко парит над землей, но при этом видит самые мельчайшие предметы на земле, так и святые, возвысившись над всем земным, достигнув Небесного Царства, видят всё происходящее на земле и слышат молитву искренно молящегося им человека. В истории известно множество случаев, когда святые приходили на помощь еще живущим на земле людям, оказавшимся в беде. Когда наш современник, известный путешественник Федор Конюхов отправлялся в свое первое, тяжелое плавание, то на его проводы пришел владыка Павел, епископ Австралийский и Новозеландский. Епископ завещал, если будет тяжело, просить о помощи Господа Иисуса Христа, святых Николая Чудотворца и Пантелеимона Целителя: «Они тебе помогут». Во время путешествия Федор чувствовал, что ему действительно кто-то помогает. Однажды, – на яхте не было автопилота, – Федор вышел настраивать паруса и обратился к святителю Николаю с такой простой фразой: «Николай, держи яхту». Пока настраивал паруса, яхта пошла на переворот, и Федор закричал: «Николай, держи!», а сам подумал: всё, перевернется. И вдруг яхта стала как нужно, пошла так ровно, как никогда, даже когда сам Федор стоял за штурвалом. Это было возле Антарктиды, где металлический штурвал обычно становился таким холодным, что приходилось надевать перчатки. А в тот момент, после молитвенного обращения к святителю Николаю и неожиданного выравнивания яхты, когда Федор Конюхов подошел к штурвалу, он оказался необыкновенно теплым.

Итак, святость – не декларация своей высокой нравственности, а сияние чистого сердца, стяжавшего Божию благодать. И святые – это люди, приобщившиеся небесной благодати, которая просвещает душу. От Бога они приняли дар помогать еще живущим на земле. А молитва к святым способна помочь даже в самой, по земным меркам, безысходной ситуации.

Справка:
Святые (saints, лат. sanctus - святой ) — лица, особо чтимые церковью за праведную жизнь. В раннехристианской церкви всех ее членов называли святыми; позднее термин стал обозначать тех, кто был сочтен достойным рая за благочестие, стойкое исповедание веры, дар чудотворства или по причине мученической смерти. Мученики находились на самой верхней ступени в иерархии святых; в народе издавна верили в то, что мощи святых способны творить чудеса. Причисление к лику святых и канонизация - процесс довольно длительный: чтобы считаться святым, человек должен при жизни служить образцом благочестия, а также совершать подлинные чудеса до и после смерти. По учению Церкви, святые на небесах молятся перед Богом за всех людей, ныне живущих на земле.

Православная церковь почитает праведников не как богов, а как верных слуг, угодников и друзей Бога; восхваляет их подвиги и дела, совершенные ими при помощи благодати Бога и во славу Бога, так что вся честь, воздаваемая святым, относится к величеству Божию, которому они благоугождали на земле своей жизнью.

Кто такие святые? Наверное, вы удивитесь, услышав, что святые были такие же люди, как и каждый из нас. Они испытывали те же чувства, что и мы, их души посещали как радость, так и разочарование, не только надежда, но и отчаяние, как вдохновение, так и угасание. Более того, святые испытывали точно такие же искушения, что и каждый из нас, а льстивые соблазны, словно сладкозвучные сирены, манили каждого из них своей пленительной, гипнотической силой. Что же подвигло их к тому удивительному, что исполняет душу неизреченным светом, и что мы называем святостью?

В начале IV века в Сирии жил некий юноша Ефрем. Его родители были бедные, однако искренно верили в Бога. А Ефрем страдал раздражительностью, мог из-за пустяков вступать в ссоры, предавался худым замыслам, и главное, сомневался в том, что о людях заботится Бог. Однажды Ефрем запаздывал домой и остался ночевать возле стада овец с пастухом. Ночью волки напали на стадо. А утром Ефрема обвинили, что он подвел к стаду воров. Его посадили в темницу, куда заключили еще двоих: одного обвиняли в прелюбодеянии, а другого – в убийстве, причем также безвинно. Ефрем много размышлял над этим. На восьмой день он услышал во сне голос: «Будь благочестив, и уразумеешь Промысл Божий. Перебери в мыслях, о чем ты думал, и что делал, и по себе дознаешь, что эти люди страждут не несправедливо ». Ефрем вспомнил, как некогда со злым умыслом он выгнал из загона чужую корову, и она погибла. Заключенные с ним поделились, что один участвовал в обвинении женщины, оклеветанной в прелюбодеянии, а другой видел тонувшего в реке человека и не помог. В душе Ефрема наступило прозрение: оказывается, в нашей жизни ничто не совершается просто так, за каждый поступок человек несет ответственность перед Богом, – и с этой поры Ефрем решил изменить свою жизнь. Все трое вскоре были отпущены на свободу. А Ефрем во сне вновь услышал голос: «Возвратись в место свое и покайся в неправде, убедившись, что есть Око, над всем надзирающее ». Отныне Ефрем был крайне внимателен к собственной жизни, он много молился Богу и достиг святости (в нашем календаре упоминается как преподобный Ефрем Сирин, память – 28 января по юлианскому календарю).

Итак, святые потому и стали святы, что, во-первых, увидели свою неправедность, удаленность от Бога (не надо думать, что каждый угодник Божий был изначально святым). А во-вторых, они глубоко ощутили, что никакое добро невозможно совершить без Бога. К Нему они обратились всей душой. Им пришлось много бороться со злом, и прежде всего в самих себе. В этом – их отличие от обыкновенных героических личностей. Земные герои пытаются изменить мир путем внешней борьбы за справедливость. А святые влияют на мир путем внутреннего его преображения, и начинают это преображение с самих себя. Если Петр I, хотя и был волевым человеком, сокрушался: «Усмирил стрельцов, осилил Софью, победил Карла, а себя превозмочь не могу », то святые сумели победить себя. Потому что они полагались на Бога. А кто может быть сильнее Бога? Его благодать искореняла в их душах все темное, а затем просветила их ум и сердце к видению удивительных тайн.

Святых мы называем подвижниками, потому что святость есть путь непрестанного духовного восхождения, а это сопряжено с тяжелым внутренним подвигом, с преодолением в себе всего порочного и низменного. Есть древнее сказание о том, как однажды философ Сократ, идя с учениками по улицам Афин, встретил гетеру, которая надменно сказала: «Сократ, ты слывешь мудрецом и пользуешься у учеников уважением, а хочешь, я скажу одно слово, и все они тут же побегут за мною? » Сократ ответил: «В этом нет ничего удивительного. Ты зовешь их вниз, а для этого не нужно никаких усилий. Я же призываю их к возвышенному, а это требует большого труда ». Святость и есть непрестанное восхождение, при котором естественно требуются усилия. Святость – кропотливый труд, созидание в себе образа Божия, подобно тому как ваятель высекает из бездушного камня удивительный шедевр, способный пробуждать души окружающих.

На иконах святых мы видим нимб. Это символическое изображение благодати Божией, просветившей лик святого человека. Благодать есть спасительная сила Божия, которая созидает в людях духовную жизнь, внутренне укрепляет и очищает от всего греховного и скверного. Само слово «благодать » означает «благой, добрый дар », потому что Бог подает только доброе. И если грехи опустошают душу, несут с собой холод смерти, то Божия благодать согревает душу человека духовным теплом, поэтому стяжание ее насыщает и радует сердце. Именно стяжание благодати Божией возводит христианина к вечности, благодать приносит с собой искомое сердцем каждого человека счастье и подлинную радость и свет души. Таким неизреченным светом сияло лицо пророка Моисея, когда он спустился с Синайской горы, приняв от Бога Десять заповедей. Так Сам Спаситель, преобразившись на Фаворе перед тремя апостолами, явил Свою Божественную славу: «И просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет » (Мф. 17:2). К этому небесному, Божественному свету приобщился и каждый святой, так что общение со святыми доставляло приходившим к ним людям духовное тепло, разрешало их скорби, сомнения и жизненные трудности.

Святые – это те, кто увидели замысел Божий о себе, и воплотили этот замысел в собственной жизни. И можно сказать, что святые – это люди, которые откликнулись любовью на любовь. Они откликнулись на безграничную любовь Божию, обращенную ко всякому человеку, и явили любовь к Нему в своей верности. Они явили верность Богу во всем и, прежде всего, в тайниках собственного сердца. Их души стали близки к Богу, ибо святые искореняли в себе всё греховное даже на уровне мыслей и чувств. Поэтому святость – не награда за хорошие поступки, а приобщение личности к благодати Божией. Чтобы принять от Бога дар благодати, необходимо исполнять Его заповеди, а для этого преодолевать то, что внутри каждого из нас противится Богу, то есть грех.

Преподобный Антоний Великий однажды сказал: «Бог благ и только благое творит, пребывая всегда одинаковым, а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, – по сходству с Ним, а когда становимся злыми, отделяемся от Него по несходству с Ним. Живя добродетельно – мы бываем Божиими, а делаясь злыми, – становимся отверженными от Него ». Святые достигли близости к Богу и благодаря этому стали подобны Богу. Так что вопросы жизни, часто приводящие нас в тупик, для святых становятся ясными благодаря благодатному Свету, Которому они приобщились. Именно поэтому у известного писателя Николая Васильевича Гоголя настольной книгой была «Лествица» преподобного Иоанна Синайского – к этой книге Гоголь часто обращался за разъяснением вопросов собственной души. Многие знаменитые лица XIX века, пытаясь найти ответ на духовные вопросы, обращались к преподобным старцам Оптиной пустыни. Образованнейшие люди шли за советом к святителю Игнатию Брянчанинову, святителю Феофану Затворнику и праведному Иоанну Кронштадтскому. А американский психолог Вильям Джемс, прочитав «Слова подвижнические» преподобного Исаака Сирина, воскликнул: «Да это же величайший психолог мира ». Так представители светской культуры удивлялись глубине рассуждений святых людей. Конечно, среди лиц, не достигших святости, тоже встречаются мудрость и опытность, но все это остается всецело земным умением, тогда как мудрость и опыт святых не только разрешают глубинные проблемы жизни земной, но и открывают нам путь от земного к небесному.

Подобно тому, как орел высоко парит над землей, но при этом видит самые мельчайшие предметы на земле, так и святые, возвысившись над всем земным, достигнув Небесного Царства, видят всё происходящее на земле и слышат молитву искренно молящегося им человека. В истории известно множество случаев, когда святые приходили на помощь еще живущим на земле людям, оказавшимся в беде. Когда наш современник, известный путешественник Федор Конюхов отправлялся в свое первое, тяжелое плавание, то на его проводы пришел владыка Павел, епископ Австралийский и Новозеландский. Епископ завещал, если будет тяжело, просить о помощи Господа Иисуса Христа, святых Николая Чудотворца и Пантелеимона Целителя: «Они тебе помогут ». Во время путешествия Федор чувствовал, что ему действительно кто-то помогает. Однажды, – на яхте не было автопилота, – Федор вышел настраивать паруса и обратился к святителю Николаю с такой простой фразой: «Николай, держи яхту ». Пока настраивал паруса, яхта пошла на переворот, и Федор закричал: «Николай, держи! », а сам подумал: всё, перевернется. И вдруг яхта стала как нужно, пошла так ровно, как никогда, даже когда сам Федор стоял за штурвалом. Это было возле Антарктиды, где металлический штурвал обычно становился таким холодным, что приходилось надевать перчатки. А в тот момент, после молитвенного обращения к святителю Николаю и неожиданного выравнивания яхты, когда Федор Конюхов подошел к штурвалу, он оказался необыкновенно теплым.

Итак, святость – не декларация своей высокой нравственности, а сияние чистого сердца, стяжавшего Божию благодать. И святые – это люди, приобщившиеся небесной благодати, которая просвещает душу. От Бога они приняли дар помогать еще живущим на земле. А молитва к святым способна помочь даже в самой, по земным меркам, безысходной ситуации.

Валерий Духанин, кандидат богословия

Просмотрено (877) раз

Как мы уже говорили выше, монотеистических религий в буквальном смысле этого слова не существует. Не составляет исключения и христианство с его культом святых - весьма убедительным свидетельством христианского политеизма.

Нужно отметить, что еще в первые века христианства отдельные представители духовенства выступали против многобожия, требуя почитания единого бога. Однако христианство не отказалось от культа святых, ибо в борьбе с язычеством христианский пантеон "низших богов" играл немалую роль, помогая вытеснить у масс культ старых богов. Вот почему уже в тот период, когда начинает складываться христианская церковь, ведутся усиленные поиски святых. Первые христианские святые прямо заимствуются у древних римлян и древних греков. К ним присоединяются так называемые мученики - приверженцы новой религии.

В любой церковной истории христианства можно найти рассказы о тех жестоких преследованиях, которым подвергались первые христиане. Многие тысячи последователей Христа якобы стали жертвами римского императора Нерона и его преемников. Христиан будто бы бросали в тюрьмы, подвергали пыткам, требуя отречения от веры, но наиболее стойкие из них терпеливо переносили все издевательства, оскорбления и нередко шли на смерть за свою веру. Считая это поведение мучеников самым великим подвигом, христианские иерархи оптом и в розницу зачисляли их в ряды святых, убеждая верующих в том, что благодаря совершенным подвигам эти мученики удостоились высшей "божественной благодати" - получили право быть посредниками между богом и людьми.

Богословы относят возникновение культа мучеников к концу I в. н. э. Этой точки зрения придерживаете?! к профессор Московской духовной академии Е. Голубинский, изучавший историю канонизации святых в русской церкви. Он отмечает: "Относительно почитания святыми мучеников существует положительное известие, что в первой четверти II века оно было уже принятым. Следовательно, его начало со всей вероятностью должно быть относимо к последней четверти I века или ко времени, непосредственно следовавшему за первым гонением на христиан Нероновым".

К этому выводу Е. Голубинский пришел, ссылаясь на "известие... о мученичестве св. Игнатия Богоносца, который пострадал при императоре Трояне в 107 или в 115-116 гг., а также на церковную версию о том, что из двенадцати апостолов одиннадцать, за исключением Иоанна Богослова, скончались мученически. Отсюда делалось заключение, что "во всяком случае весьма рано должно было начаться почитание апостолов как мучеников". Оставим в стороне вопрос об исторической достоверности церковной версии. Если бы все события, о которых пишет Е. Голубинский, действительно имели место, то и в этом случае на основании отдельных актов преследования христиан неправомерно делать вывод о том, что уже в тот период "существует почитание мучеников".

Культ святых начинает складываться позднее, в период формирования христианской церкви. И если Е. Голубинский относит начало почитания ветхозаветных патриархов и пророков к IV в., основываясь на писаниях св. Кирилла Иерусалимского, жившего в IV в. и указывавшего, что "по совершении духовной жертвы евхаристии на литургии вспоминаются патриархи, пророки, апостолы и мученики", то к этому времени вероятнее всего относить и начало почитания мучециков.

Культ святых в христианстве зарождается не сразу. Его становление идет по мере укрепления самой христианской церкви. Здесь надо заметить, что, по мнению ряда исследователей раннего христианства, вопрос о массовых гонениях на христиан еще ждет своего окончательного разрешения. "Сам факт гонений на христиан, будто бы имевших место в древнем Риме и создавших целые легионы мучеников,- пишет А. Б. Ранович,- нуждается в серьезных поправках. Большинство гонений вымышлено, а характер гонений, действительно имевших место, извращен церковниками"2. А. Б. Ранович в подтверждение своего взгляда ссылается на то, что в евангелиях, написанных в первой половине II в., ни слова не говорится о. гонениях на христиан со стороны римских властей. Что касается указаний на подобные гонения, которые приводятся в сочинениях римского историка II в. Тацита, то, как показал анализ текста Тацита, рассказ о расправе с христианами во времена Нерона является позднейшей вставкой переписчиков. Анализ относящихся к тому времени источников позволяет А. Рановичу сделать вывод: "...Очевидно, власти относились терпимо не только к убеждениям христиан, но и к отправлению христианского культа, поскольку их действия носили чисто религиозный характер и не возбуждали сомнений в лояльности того или иного христианина или христианской общины по отношению к империи, Цезарю и господствующей в данное время политической партии и группировке".

Вопросу о гонениях на христиан уделял внимание советский историк христианства Я. Ленцман. Он справедливо отметил, что характеристика Ф. Энгельсом христианства как религии "рабов и вольноотпущенных бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов" относится к наиболее раннему периоду истории христианской религии. Христианство быстро отказалось от бунтарских настроений. Поэтому попытки изобразить эту религию резко оппозиционной по отношению к императорской власти на протяжении нескольких столетий совершенно неосновательны. "В церковной литературе обычно говорится о сотнях и чуть ли не тысячах христианских мучеников,- писал Я. Ленцман,- при чтении этой литературы создается впечатление, что христианство с самого начала было преследуемой религией. Это сильное преувеличение. В Римском государстве не было преследований за веру. Они, кстати -говоря, были невозможны в столь многоплеменном государстве. Общая линия римских властей по отношению к покоренным народам характеризовалась стремлением привлечь на свою сторону имущие классы местного населения. Необходимым же условием для этого была веротерпимость. Преследования на религиозной почве применялись властями только тогда, когда сторонники той или иной религии выступали против римского господства... Христианство как религия не выступало против римских властей. Раннее христианство, как известно, быстро отказалось от бунтарских настроений Откровения; последующие раннехристианские сочинения призывают к повиновению начальству и осуждают любые попытки не только мятежей, но даже непокорности. После образования церкви центр тяжести христианской пропаганды был полностью перенесен на проповедь царства небесного и в ней окончательно возобладала тенденция к полному примирению с власть имущими".

По мнению Я. Ленцмана, на протяжении I и II вв., очевидно, имели место отдельные преследования христиан, о которых упоминается в Откровении Иоанна, в переписке Плиния с Траяном и в ряде других источников. Однако "все эти преследования велись от случая к случаю, были отделены десятилетиями спокойствия". Имеются сведения о таких преследованиях и гонениях во второй половине III и начале IV столетия. Но они носили прежде всего политический характер. "...Как неоспоримо доказывается всеми источниками,- замечает Я. Ленцман,- в это время государственный аппарат преследовал церковь не по религиозным, а именно по политическим соображениям. К тому же и эти гонения были кратковременными. В промежутках между ними церковь пользовалась полной легальностью"6. В этот период римская аристократия, выражавшая интересы разлагающегося рабовладельческого общества, вступает в борьбу с набиравшей силы провинциальной христианской знатью. Но все попытки сломить ее заканчиваются неудачей. Римские императоры вынуждены отказаться от этих попыток, пойти на компромисс, поставив христианство, как религию, себе на службу.

О том, что преследование христиан начинается в более поздний период, пишет и советский историк А. Каждан. "Империя не имела ничего против существования христианской церкви... Для государства было важно лишь одно, чтобы церковь заняла свое место в государственной системе, чтобы христиане согласились приносить жертвы в честь императора, чтобы они не отворачивались от общественной жизни"7.

Однако когда церковь стала независимой и могущественной, она вступила в конфликт с императором, так как христианство претендовало на роль государственной религии, а императоры Рима отводили ей роль одной из религий, подчиненных царствующему дому. Конфликт выразился в гонениях христиан, сопровождавшихся ссылками, казнями, конфискациями имущества, но был непродолжителен. Уже в царствование Константина христианство стало государственной религией, и все поводы для взаимного недовольства и гонений приверженцев этой религии исчезли.

Все это говорит о том, что реальных мучеников, вошедших в христианский пантеон святых, было не столь много. Подавляющее большинство христианских мучеников, в которых так нуждалась церковь, - плод фальсификации церковнослужителей.

"Если стихийно возникшие религии, как поклонение фетишам у негров или общая первобытная религия у арийцев, возникают без какого-либо заметного участия обмана, то в дальнейшем развитии очень скоро поповский обман становится неизбежным,- писал Ф. Энгельс. Религии же, являющиеся результатом человеческого творчества, при всей характерной для них искренней восторженности, уже при своем основании не могут обойтись без обмана и искажения исторических фактов; также и христианство уже с самого начала дало очень недурные образцы этого рода...".

"Мученик" по латыни - martyr. Это дало повод духовенству любую могилу, на надгробье которой стояла буква "М", объявить могилой мученика. "М" очень часто встречалось на древнеримских могилах. Ведь с этой буквы могли начинаться латинские слова, обозначающие "месяц", "милая", "память", "воин". Но церковникам, занимавшимся фабрикацией святых, мученики были нужны, и они шли на все, чтобы заполучить их. Нередко дело доходило до курьезов. В книге А. Рановича "Как создавались жития святых" приводится такой случай. На одной из могил, где был захоронен одиннадцатимесячный мальчик Элий, стояла надпись "М. XI", чго означало "одиннадцати месяцев от роду". Духовенство расшифровало ее по-своему, записав в свой список Элия и с ним одиннадцать мучеников. В результате подобных расшифровок могилы неведомых людей, даже и не христиан, превращались в захоронения мучеников.

Подобных фактов история хранит немало. Многие из них приводятся в книге А. Рановича, где читатели могут найти интереснейшие примеры, характеризующие деятельность церковников, настойчиво искавших мучеников для христианского пантеона святых.

Довольно часто на могилах древних римлян изображались колеса, пилы, молоты, что должно было указывать на профессию погребенных ремесленников. Христианское духовенство истолковало это по-своему: эти, мол, изображения - орудия казни мучеников. И захоронения обыкновенных римских ремесленников выдавались за могилы мучеников-христиан. Однако обнаружить могилу того или иного "святого" было недостаточно. Чтобы доказать, что в ней похоронен именно "святой", а не рядовой христианин, следовало "обрести" его нетленные останки мощи, главное доказательство святости. По учению христианской церкви нетленность мощей это чудо, которое сотворил бог, желая тем самым указать на святость того или иного лица. Одновременно с поисками мучеников начались поиски их мощей.

Это также оказалось делом несложным. Относящиеся к тем временам источники свидетельствуют о том, что предприимчивые монахи даже организовали торговлю мощами. За деньги можно было приобрести останки, которые могли сойти за мощи любого святого. Достаточно было просто груды костей. Один из церковников прямо пишет, что "в древней церкви под мощами разумелись не целые тела святых... а в большинстве случаев только кости их. Так, например, смирнские христиане пишут о мощах святого Поликарпа: "Кости священномученика - сокровище драгоценнее дорогих камней и чище золота..." Точно так же в повествовании об открытии мощей св. первомученика Стефана, между прочим, говорится, что мощи или останки его состояли из костей, тогда как тело его обратилось в прах... Можно бы и еще указать много примеров того, что под мощами разумели в древней церкви преимущественно кости, но и приведенных примеров, кажется, достаточно, чтобы убедиться в этом".

Беззастенчивая фабрикация мощей святых привела к тому, что в различных церквах и монастырях оказывались мощи одних и тех же святых. В середине прошлого столетия историк религии Людовик Лоллан составил таблицу дубликатов святых мощей и реликвий. Оказалось, например, что в различных местах демонстрировались 5 трупов Андрея Первозванного, 7 трупов Иоанна Крестителя, 30 - св. Георгия, 20 - св. Юлианы, 11 -св. Эразма. Даже трупов св. Игнатия, который якобы был съеден львом, оказалось три. В исторической литературе, рассказывающей об этом обмане, приводятся слова аббата Марола, который, прикладываясь к голове Иоанна Крестителя в Амьенском соборе, воскликнул: "Слава богу, это пятая или шестая голова Иоанна Крестителя, к которой я прикладываюсь в моей жизни!"

Но не только "мученики" вошли в христианский пантеон святых. В период возникновения культа святых, как уже отмечалось, христианское духовенство, фабрикуя своих святых, обратилось к древнегреческой и древнеримской мифологии и превращало языческих богов в христианских святых. Так, греко-римские боги Меркурий и Гермес стали святыми Меркурием и Гермесом. Древнегреческие земледельческие божества Дионис и Деметра стали святыми Дионисием и Димитрием. Богиню Диану (Диану Пудику) сделали святым Пудом. Бог солнца Апполон стал святым Апполоном.

В святую Флавию была обращена богиня Церера по прозвищу Флавия, что означало "русая". Греко-римская богиня любви Афродита была превращена в святую Афродилию. У ряда других мифических христианских святых можно найти черты, роднящие их с древнегреческими и древнеримскими богами.

Кроме того, в святые зачислялись и герои ветхозаветной и новозаветной литературы, в подавляющем большинстве лица вымышленные, созданные фантазией сочинителей "священных" книг. Это ветхозаветные патриархи и пророки, апостолы Христа, родственники его и т. п.

Среди христианских святых, канонизированных в период раннего средневековья, мы находим большое число церковных иерархов, которые, как правило, возводились церковью в ранг святых. Профессор богословия Е. Голубинский писал: "Относительно иерархов или святителей... с большой вероятностью должно быть принимаемо, что первоначально они причисляемы были к лику святых или канонизуемы одинаково с мучениками, т. е. ео ipso или по тому самому, что были святителями и что потом они начали быть канонизуемы одинаково с подвижниками или чрез приложение к ним того же требования, которое издревле прилагалось к последним".

Достаточно было занимать соответствующее положение в церковной иерархии, чтобы оказаться в месяцеслове, в списке святых. Тот же Е. Голубинский отмечает, что "патриархи константинопольские, начиная с Митрофана, первого собственного византийского епископа, занимавшего кафедру в продолжение 315- 325 годов, и до Евстафия, занимавшего кафедру с 1019 по 1025 год, почти все причислены к лику святых, за исключением тех между ними, которые были еретиками, некоторых из тех между ними, которые не досидели до смерти на кафедре, а при жизни оставили ее или были удалены с нее, и наконец - тех между ними, которые были заведомо порочной жизни".

Канонизация церковных иерархов в те времена имела сравнительно массовый характер потому, что право причислять к культу святых принадлежало епископам. А так как власть епископов простиралась лишь в определенных территориальных границах, то и канонизация святых первоначально носила местный характер. Святыми становились местные епископы и патриархи. "С немалой вероятностью можно предполагать,- пишет Е. Голубинский,- что в указанное древнее время причисляемы были частными церквами, каковы суть епископии, к лицам из местных святых все их православные и ничем укоризненным не запятнавшие себя епископы, на основании того верования, что епископы, как признанные ходатаи за людей перед богом в сей жизни, остаются таковыми и в загробной жизни".

Создав достаточно обширный пантеон святых, христианская церковь должна была позаботиться о биографиях этих святых, которые бы поведали верующим о благочестивой жизни, о подвигах, чудесах и т. п. Все это заставило христианских церковников заняться созданием житий тех лиц, которые были причислены к рангу святых. Историки часто отмечают их удивительное сходство с произведениями древней мифологии. Это не случайно. Создавая жития, церковь нередко обращалась к мифологии. В этом нетрудно убедиться, обратившись к агиографии, как именуется вид церковно-исторической литературы, содержащий описания жизни святых.

Христианские сочинители житий использовали библейские сказания. Французский исследователь А. Мори, специально занимавшийся анализом житийной литературы, отмечал, что ему удалось обнаружить более пятидесяти общих мест, заимствованных авторами "биографий" святых в Священном писании. Так, например, благовещение деве Марии о предстоящем рождении Иисуса повторяется в житиях одиннадцати святых: Романа, Евтихия, Клары, Самсона, Доминика и др. В житии св. Христины можно встретить рассказ, очень напоминающий библейское сказание из книги пророка Даниила о чуде с отроками Ананием, Мисаилом и Азарием, которые якобы уцелели, будучи брошенными царем Навуходоносором в огненную печь. В житии св. Карла рассказывается о том, как он в битве с сарацинами остановил солнце. Точно о таком же чуде говорится в одной из библейских легенд о Иисусе Навине.

Церковные сочинители откровенно использовали и произведения древней мифологии. Среди христианских святых особой славой целителей пользуются Козьма и Демьян. Если внимательно ознакомиться с их житиями, то окажется, что они во многом напоминают древнегреческое сказание о герое Асклепии, прославившемся чудесными исцелениями.

Житие св. Иоасафа целиком переписано с мифа о Будде. Французский географ Э. Реклю, отмечавший, что на христианский культ оказала немалое влияние буддийская религия, писал: "...оказывается, что сам Будда, хотя и под чужим именем, фигурирует в святцах христианской церкви! Иоанн Дамаскин, монах VIII века, воспроизвел буддийскую легенду, придав действующим лицам ее другие имена, именно, назвав их Варлаамом и Иоасафом,- оба эти лица, выведенные в легенде, были затем причислены к лику святых, тогда как Иоасаф на самом деле не кто иной, как Будда"п.

Помимо обращения к античной мифологии церковные авторы беззастенчиво заимствовали друг у друга целые эпизоды, порой даже не видоизменяя их. Если сравнить житие христианских святых Онисима и Алексея, то можно без труда увидеть, что это одно и то же сочинение, рознятся только имена. И совершенно справедливо отмечал А. Б. Ранович, что все жития "копируют одни и те же древние образцы и друг друга. Выработался определенный трафарет, который варьируется лишь в мелочах. Нет скучнее чтения, чем жития святых мучеников: беспрерывно тасуются одни и те же захватанные и затасканные, к тому же крапленые карты" 14.

Подобный процесс фабрикации святых и их жизнеописаний имел место и на Руси после принятия христианства. В те времена на Руси почиталось большое число языческих, богов. Наши предки славяне поклонялись солнечным божествам Сварогу, Даждьбогу, Хорсу. Они приносили жертоприношения богу грозы Перуну, пытались умилостивить "скотьего" бога Велеса.

Когда в 988 г. на Руси приняли христианство, статуи старых славянских богов были низвергнуты с пьедесталов. Верующим людям объявили нового, триединого христианского бога. Низвергнуть статуи старых богов было не столь трудно. Гораздо труднее оказалось заставить массы расстаться с верой в своих богов, уверовать в нового бога. Для того чтобы обеспечить внедрение новой веры в их сознание, сделать ее более приемлемой для народа, церковники пошли на включение в христианство элементов старой религии. В этом процессе древнеславянские боги нередко сливались с христианскими святыми. Они утрачивали свои имена, но сохраняли характерные черты и функции, которые переносились на святых христианской церкви. Так, славянский бог Святовит стал святым Виттом, бог Велес - святым Власием, бог Перун стал почитаться как Илья Пророк.

Новые святые вошли в русский православный месяцеслов, который был воспринят от греческой церкви. Помимо этого церковь на Руси приложила старания к тому, чтобы обзавестись собственными святыми. В условиях феодальной раздробленности право канонизации принадлежало местным духовным властям, и многие святые пользовались почитанием лишь в отдельных местностях. Достаточно сказать, что к XVI столетию из 68 православных святых всего лишь 5 были общерусскими, а все остальные имели местное значение. Об этом, в частности, пишет Е. Голубинский: "...Подвижники разделялись на три класса: на местных в теснейшем смысле слова, на местных в обширнейшем смысле слова и на общих или общецерковных, т. е. на таких, которым назначалось празднование только в самом месте их погребения,- в монастыре или у приходского храма... на таких, которым назначалось празднование в одной своей епархии, и на таких, которым назначалось празднование на всей Руси".

Основанием для причисления к лику святых того или иного лица прежде всего являлся "дар чудотворения" данного лица при жизни или после смерти. Причем достаточно было чьих-либо свидетельств о подобном даре. Если местные власти, хотя они и не были "очевидцами чудес", удостоверяли эти свидетельства, то канонизация совершалась.

Не удивительно, что порой отдельные лица возводились в ранг святых по указанию князей, крупных феодалов, которые в тот период, когда русская земля была раздроблена на множество отдельных княжеств, старались "приобрести" своего святого, дабы тот покровительствовал именно их княжеству, вотчине. В этом было заинтересовано и местное духовенство: ведь культ святых всегда служил не только одним из сильнейших средств религиозного воздействия на верующих, но и источником огромных доходов.

Как и в раннехристианской церкви, в первую очередь канонизации на Руси подлежали мученики, "пострадавшие за веру Христову". Но если в древнем Риме можно было говорить о преследованиях приверженцев христианства со стороны римских властей, то в древней Руси, где князь Владимир и его преемники делали все возможное для распространения христианства, не могло быть и речи о гонениях и "мучениках".

Пришлось причислять к лику святых видных представителей духовенства, якобы прославившихся своей беззаветной преданностью богу. Наряду с высшими чинами духовенства церковь канонизировала князей, бояр. Вместе с ними порой попадали в святцы имена прославленных полководцев, популярных в народе, например Александра Невского.

Первыми святыми русской церкви были Борис и Глеб, сыновья князя Владимира Киевского, убитые своим братом Святополком в междоусобной борьбе. Летописные сведения о них весьма скудны. И при всем старании церковники не смогли наделить их чертами, которые свидетельствовали бы о "святой" жизни. Чтобы не было сомнений в их святости, церковники начали распространять легенды о чудесах, якобы происходивших с останками Бориса и Глеба.

В "Истории русской церкви" Е. Голубинского приводится рассказ монаха Иакова в изложении летописца Нестора, где говорится о том, что на месте погребения Бориса и Глеба у церкви св. Василия в Вышгороде, неподалеку от Киева, "иногда видим был стоящим столп огненный, иногда слышно было пение ангелов, и верные люди, слышав и видев то, дивились и славили бога и приходили, чтобы молиться на том месте". Далее повествуется, как "однажды близко к тому месту, где погребены были под землею святые, пришли варяги, и когда один вступил, то внезапно изшедший из гроба огонь опалил ноги его.." Церковные предания донесли рассказы и о других чудесах, будто бы происходивших на месте захоронения Бориса и Глеба.

Вслед за Борисом и Глебом были канонизированы игумен Печерского монастыря Феодосий Печерский, епископ Новгородский Никита, великая княгиня Ольга, киевский князь Мстислав Владимирович, черниговский князь Игорь Олегович, основатель Печерского монастыря Антоний Печерский, епископ Ростовский Леонтий, новгородский князь Всеволод и др.

Церковные историки, занимавшиеся изучением вопроса канонизации в русской православной церкви, обычно разделяют историю канонизации на три периода: первый - до так называемых макарьевских соборов, второй- после макарьевских соборов и третий - от учреждения святейшего синода. Первый период охватывает почти пять с половиной столетий - от принятия христианства на Руси до созванного в правление Ивана Грозного митрополитом Макарием в 1547 г. церковного собора. До середины XVI столетия православная церковь имела слишком мало общерусских святых, почитаемых повсюду на Руси. При восшествии на трон Ивана Грозного начался новый этап в истории канонизации. Е. Голубинский так определяет причины столь массовой канонизации в это время: "На вопрос о побуждениях, которые заставили митрополита Макария совершить такое необычное дело, как единовременно канонизировать очень многих святых, мы отметим здесь кратко, оставляя более подробный ответ для другого места. После взятия турками Константинополя, который был вторым Римом... и после исчезновения царей греческих, русские начали смотреть на свою Москву как на третий Рим и на своих государей, как на преемников царей греческих...

Когда великое русское княжество стало царством, т. е. сменив собою империю Византийскую в качестве единого на земле православного царства, вознеслось на самую высокую ступень в христианском политическом мире, то и церковь русская, вознесясь вместе с государством, заняла, по представлениям предков наших, первенствующее место среди частных православных церквей. Заняв первенствующее место среди частных православных церквей, русская церковь должна была позаботиться о том, чтобы по внутренним своим качествам привести себя в соответствие с занятым внешним высоким положением... Состояние и славу всякой церкви составляют святые... И вот митрополит Макарий, желая предпринять дело обновления церкви, начал с этого общего торжественного прославления тех из них, которые оставались дотоле непрославленными".

Эти слова принадлежат богослову. Они отчасти верно раскрывают причины, побудившие царя и вместе с ним высшее духовенство проявить энергию в деле канонизации, чтобы русская церковь имела достаточно своих собственных святых. Но только отчасти. Созыв соборов в 1547 и 1549 гг. и канонизация новых святых были обусловлены прежде всего политическими причинами, связаны с образованием централизованного русского государства. Централизованному государству нужны были общерусские святые, общерусские "небесные" покровители. И церковь начала их создавать. С одной стороны, целый ряд местных святых, почитавшихся в отдельных районах России, был возведен в ранг общерусских. С другой стороны, церковь канонизировала новых "угодников божьих". Они должны были нести верную службу самодержавию.

В 1547 г. состоялся созванный митрополитом Макарием церковный собор, на котором было канонизировано 23 святых. Но этого было мало. И государь по окончании собора обратился "с молением к святителям Российского царствия", к митрополиту, архиепископам, епископам "до койждо их во своих пределах порученных им, во градех и в монастырях, и в пустынях, и во всех,- известно пытает и обыскивает о великих новых чудотворцах священными соборы и игумены и священники и иноки и пустынники и князьмы и боляры и богобоязнивыми людми, где которые чудотворцы прославим- ей великими чудесы и знамении, от коликих времен и в каковы лета".

Обращение государя вызвало бурную деятельность духовенства. Всего два года спустя после первого макарьевского собора созвали второй собор, на котором было причислено к лику святых 16 человек. А царь требовал новых и новых святых. Могучая русская держава должна была иметь внушительный пантеон православных святых. Макарий охотно поддержал требование государя, и словно по мановению волшебной палочки Ь святцах появляется еще 31 святой. Пример Грозного вдохновил его преемников. Все новые и новые святые появлялись в святцах, число их росло из года в год.

Кто же были эти святые? Да все те же представители правящих классов, бояре, высшее духовенство. Напрасно мы стали бы искать в святцах представителей других слоев населения. Как отмечает М. Паозерский, автор книги "Русские святые перед судом истории", из 67 святых, канонизированных до макарьевских соборов, 23 принадлежали к княжеским фамилиям, 15 к высшему духовенству, 19 человек представляли высшее монашество. Это были основатели и настоятели монастырей, наиболее почитаемые представители монастырского братства. Трое состояли в звании придворных, один был боярином.

Из числа всех канонизированных за первые пятьсот пятьдесят лет существования христианства на Руси более одной трети принадлежало к княжеским родам18. Эти люди не прославили себя какими-то великими подвигами, не отличались нравственной чистотой. Зачастую они были жестоки, бесчеловечны и беспутны. Но если человек со всеми этими пороками носил княжеский титул - этого было достаточно для причисления его к лику святых.

Несколько иное соотношение имеет состав святых, имена которых были занесены в святцы после макарьевских соборов. Из 166 святых, канонизированных в период от первого макарьевского собора до октября 1917 г., большинство составляли основатели и настоятели монастырей (97 человек), 12 "юродивых" и "подвижников", 27 представителей высшего духовенства и 17 человек, принадлежавших к царской фамилии 19.

Как видим, после макарьевских соборов канонизация представителей княжеских фамилий стала более редкой. Объяснение этому следует искать прежде всего в укреплении власти единого государя, централизации государства, потере былого могущества отдельными князьями- феодалами. В это время все большую роль в религиозной жизни России начали играть монастыри, которые изыскивали различные способы для обогащения и укрепления своего влияния в народе. А обзаведение своими собственными святыми было лучшим для этого способом. Недаром Е. Голубинский писал о святых: "Сподобленные подобающей им славы, сего именно славою весьма много содействовали материальному благосостоянию монастырей, сзывая к ним богомольцев и привлекая к ним щедрость благотворителей".

Конечно, не только погоня за наживой заставляла монастыри обзаводиться своими святыми. Культ святых служил им действенным средством идеологического влияния на верующих, для того чтобы духовно закабалить человека, полностью подчинить его влиянию церкви.

При таком принципе подбора кандидатов в святые сплошь и рядом канонизировались личности, запятнавшие себя преступлениями (даже с точки зрения религиозной морали), но зато по социальному составу угодные богу и церкви.

Ну а добродетели, которыми должны обладать святые, в конце-концов с легкостью рождались под пером сочинителей, составлявших жития святых. Случалось, что в ранг святых возводились личности, о которых вообще не было никаких сведений, даже имени их никто не знал. Курьезный случай имел место в 1540 г. в г. Боровичи. Ранней весной во время ледохода на реке Мете к берегу прибило льдину с трупом неведомого человека. Стали выяснять его личность, но так и не выяснили. И тогда местному духовенству пришла мысль использовать этот случай. Все было разыграно как по заранее разработанному сценарию. Объявились люди, которые стали уверять, что во время сна на них сошло "божественное откровение" о том, что труп этот принадлежит "угоднику божьему" по имени Иаков. Местные церковники подхватили эту версию и обратились к митрополиту Макарию, чтобы тот своим повелением дал указание почитать новоявленного святого. Митрополит повелел "избрать игумена честного монастыря", священника и диакона и послать их "те честные и святые мощи перенести в близ стоявшие новые церкви... положити у сторонних у южных дверей погребален служити". И началось паломничество к мощам угодника божьего, который обрел это имя благодаря небескорыстной предприимчивости духовенства.

Перечитывая список святых, канонизированных после собора 1549 г. до учреждения святейшего синода, нельзя не обратить внимание на социальный состав этих святых.

Ферапонт Белозерский - основатель Рождество-Богородицкого Ферапонтова монастыря; Мартиниан Белозерский - преемник Ферапонта на игуменство; Петр, царевич Ордынский - знатный выходец из Орды, крещеный в России; Аврамий Чухломский или Городецкий - основатель четырех монастырей в Костромской губернии; Савва Крыпецкий - основатель Крыпецкого Иоанно-Богословского монастыря, неподалеку от Пскова; Григорий и Кассиан Авнежские - основатели Троицкого-Авнежского монастыря на Вологодской земле; Стефан Махрищский - основатель Махрищского монастыря, близ нынешнего г. Александрова; Ефросинья, княжна Суздальская; Ефрем Новоторжский - основатель Борисоглебского Новоторжского монастыря; Роман Владимирович, князь Угличский; Гурий, первый архиепископ Казанский; Варсонофий, епископ Тверской; Дмитрий царевич, сын Ивана Васильевича Грозного; князь Федор Ярославич; великая княгиня Анна Кашинская...

Сколько бы мы ни продолжали этот список, на?с представится одна и та же картина: высшее духовенство, основатели и настоятели монастырей, лица царской фамилии. В ряде случаев канонизация носила откровенно политический характер. В качестве примера можно остановиться на причисленном к лику святых царевиче Дмитрии, убитом в 1591 г. в Угличе. Канонизация его была осуществлена по настоянию царя Василия Шуйского при содействии патриарха Гермогена и обусловливалась политическими причинами.

Времена были тревожные. В начале XVII в. началась польско-шляхетская интервенция в Россию. Имя погибшего царевича Дмитрия, сына Иоанна IV, использовали интервенты и их сторонники для того, чтобы посадить на русский престол своего ставленника, действовавшего под личиной якобы чудом уцелевшего царевича Дмитрия. Интервентам удалось захватить Москву. Но народ, поднявшийся на борьбу, разгромил чужеземцев. Лже-Дмитрий был убит. Царем стал Василий Шуйский. Однако с самого начала его царствования в стране разгорелось крестьянское восстание под руководством Ивана Болотникова. В борьбе против восставших крестьян и холопов церковь и феодалы сплотились вокруг царя. Они сделали все возможное для того, чтобы остановить народное движение и упрочить устои самодержавного строя. В этой связи и следует рассматривать канонизацию царевича Дмитрия.

Канонизация Дмитрия была проведена очень торжественно. Мощи Дмитрия были перенесены из Углича в Москву. По свидетельству одного из современников, Василий Шуйский повелел умертвить 10-летнего подростка, тело которого было положено в гроб и выдавалось за "нетленные мощи" царевича21. Церковь искусно инсценировала у гроба "чудесные исцеления", слухи о которых стали широко распространяться повсюду. За зти инсценировки, как и за весь канонизационный спектакль, Василий Шуйский должен был благодарить патриарха Гермогена.

Пример с канонизацией царевича Дмитрия далеко не единичный. Подобных примеров можно обнаружить в истории русской православной церкви множество.

О том, что играло главную роль при решении вопроса о причислении того или иного лица к лику святых, дает представление история канонизации княгини Анны Кашинской. Эта история начинается в середине

XVII столетия, когда якобы были обнаружены ее мощи. Церковный акт вскрытия захоронения гласит, что ее тело частично подверглось тлению, но частично сохранилось. Сохранилась рука с пальцами, сложенными в двоеперстие - так до реформы патриарха Никона крестились все православные, а после реформы старообрядцы.

Вскрытие мощей Анны Кашинской явилось поводом для причисления ее к лику святых. Тысячи паломников стекались ежегодно к раке с ее мощами, чтобы испросить у святой исцеления от недугов, исполнения сокровенных желаний. Услужливые церковные сочинители насыщают биографию Анны рассказами о невероятных чудесах. Слава о ее деяниях и благочестивой жизни разносилась все шире и шире. "В... 1650 г. сам государь ходил в Кашин, чтобы из ветхого деревянного Успенского собора перенести мощи княгини на время, до построения каменного собора на месте деревянного, в каменный Воскресенский собор".

И вдруг отношение духовенства к этой святой резко изменилось. Дело в том, что в церкви начинался раскол, вызванный реформами патриарха Никона. Никон и его сторонники становились всевластными правителями русской православной церкви. А те, кто не соглашался принять реформы патриарха, подвергались преследованиям, гонениям и в историю церкви вошли под названием старообрядцев.

Внешне споры между партией Никона и ее противниками касались малозначащих вопросов. Так, например, одним из вопросов, в котором не сошлись Никон и его противники, является вопрос о крестном знамении. Реформа патриарха предусматривала наложение крестного знамения тремя пальцами, а старообрядцы настаивали на том, чтобы креститься по старинке, двумя перстами. И вот оказалось, что пальцы лежащей в гробнице православной святой сложены в двоеперстие. Этим не замедлили воспользоваться старообрядцы для утверждения истинности "старой веры". Никонианцы приняли вызов. Они решили принести в жертву святую, чтобы отнять у старообрядцев возможность использовать имя Анны Кашинской в этой внутрицерковной борьбе.

В 1677 г. царь Федор Алексеевич повелел направить комиссию, чтобы она засвидетельствовала нетление мощей Анны Кашинской (заметьте, царь!). Комиссия вскрыла гробницу с мощами и пришла к заключению, что останки княгини подверглись тлению, а это самое серьезное опровержение ее святости. Вызвало сомнение у духовенства и жизнеописание Анны Кашинской. В нем нашли несоответствия (почему-то раньше церковники этого не замечали!), и в результате церковные соборы 1677, 1678 гг. вынесли решение вычеркнуть имя княгини Анны Кашинской из списка святых. И это имя из святцев исчезает.

О том, что в данном случае православная церковь руководствовалась именно указанными мотивами, свидетельствует и богословская литература. В частности, Е. Голубинский отмечает, что, "желая уничтожить авторитет свидетельства в пользу двоеперстия от святых мощей, патриарх Иоаким и прибег к такой решительной мере, чтобы самыя мощи объявить за немощи и вообще уничтожить канонизацию Анны".

В другом месте Е. Голубинский недвусмысленно пишет: "...Давно высказано предположение, что причину пересмотра и уничтожения канонизации Анны Кашинской должно видеть в ея "благословляющей руке", и не может подлежать никакому сомнению, что это именно так и есть". Более двухсот лет имя Анны Кашинской находилось в забвении. И вдруг в 1909 г. решением святейшего синода Анна Кашинская вновь вносится в святцы. Ее имя вновь в пантеоне святых. Мощи княгини обретают свое место в многопудовой раке, к которой начинается паломничество верующих. Чем же объяснить такое изменение позиции церкви? Оно объясняется прежде всего теми конкретно-историческими условиями, в которых находилась Россия в начале нынешнего столетия. Нарастание революционной борьбы, крестьянские волнения, неустойчивость самодержавной власти вынуждали царизм и служившую ей православную церковь изыскивать меры спасения существующего строя. Наряду с репрессиями, преследованиями революционеров самодержавие использовало и старые испытанные средства отвлечения масс от освободительной борьбы. Среди этих средств действенными были процессы канонизации, прославление новых святых православной церкви. Вспомнила церковь и об Анне Кашинской. Те мотивы, по которым она была вычеркнута из церковного календаря, были несущественны перед лицом растущего революционного движения, опасного для самодержавного строя, для господства православия в России. И церковь вновь канонизирует княгиню Кашинскую, именно княгиню, ибо особенно подчеркивалось, что она принадлежала к княжескому роду, а ныне становилась "небесной заступницей" обиженных и угнетенных.

Решение синода о реабилитации Анны Кашинской, о возвращении ее имени в православные святцы вызвало негодование многих людей, видевших подоплеку церковных махинаций. Свое возмущение по этому поводу выразил и Л. Н. Толстой. Его секретарь Н. Н. Гусев вспоминает о том, как Лев Николаевич возмущался обманом православных церковников, в который было вовлечено даже имя некогда разжалованной из святых княгини Анны Кашинской.

Любопытно, что при вскрытии мощей этой святой в 1930 г. в раке была обнаружена груда "погоревших" костей в шелковом мешочке и несколько килограммов мусора: кусочков слюды, обрывков ткани, ваты, пучков соломы и т. п. А ведь церковь убеждала верующих, что останки великой княгини сохраняются нетленными. И к этим самым "останкам" шли забитые, одураченные люди, несли свои трудовые копейки. При вскрытии мощей более 6000 человек стали свидетелями этого обмана. Они своими глазами увидели, что представляют собой мощи св. Анны. И может быть, этой истории навсегда пришел бы конец, если бы в годы фашистской оккупации кашинские церковники вновь не задумали поживиться за счет Анны Кашинской. Они извлекли из местного музея обуглившиеся кости и положили их в гробницу. И вновь потянулись паломники к этим мощам, словно вабыв о недавнем прошлом...

Мы не случайно остановились па не совсем обычной истории "святой княгини" Анны Кашинской. История эта характерна тем, что наглядно показывает механику канонизации святых. Впоследствии мы увидим, что в истории канонизации в русской православной церкви духовенство, причисляя того или иного угодника божьего к лику святых, руководствовалось самыми различными причинами. Здесь играли роль и историческая обстановка, и политические соображения, и другие обстоятельства, которые порой вынуждали церковь пополнять список святых определенными лицами. Именно в силу этих причин уже во время макарьевских соборов 1547- 1549 гг. высшее духовенство решительно высказывается за установление твердых правил канонизации.

Мы уже говорили о том, что вначале право канонизации имели архиепископы, епископы, что придавало святым местный характер и в результате чего в ранг святых возводилось множество случайных лиц, к которым в той или иной степени благоволило местное духовенство. Сами церковники впоследствии признавали, что "старые правила совершения канонизации не всегда могут гарантировать от ошибок" 25.

Со времени макарьевских соборов исключительное право канонизации передается патриарху. После учреждения в 1721 г. святейшего синода это право переходит к синоду. Церковь устанавливает твердые правила канонизации. Непременными условиями для причисления к лику святых становятся обретение нетленных мощей и чудеса, творимые "угодником" божьим при его жизни, а после смерти происходящие у его мощей.

Церковные авторы с удовлетворением пишут, что установление твердых правил канонизации исключало какие бы то ни было ошибки в этом деле. Однако служителям церкви ничего не стоило сфабриковать чудо, сочинить житие того или иного святого, начинив его фантастическими вымыслами, дать свидетельства об обретении нетленных мощей. Перечитывая страницы церковной истории, можно обнаружить немало случаев, когда сами же служители церкви принуждены были разоблачать обман некоторых своих духовных братьев.

Так, например, до конца XVII столетия верующие чествовали как святых князя Владимира Ржевского и княгиню Агриппу. Однако в 1745 г. распространившиеся повсюду слухи о том, что нетленные мощи этих святых вовсе не нетленны, заставили церковь провести "о мощах князя Владимира и княгини Агриппы взыскание". Была создана специальная комиссия. И что же оказалось? "Разобрав гробницу с сению, находившуюся на полу церкви над могилами князя и княгини, и другую гробницу, находившуюся под полом церкви на самих могилах, по долгом копании последних нашли гробы князя и княгини... По вскрытии оных гробов явилась в первом гробе глава и кости гнилые человеческие нетленные., а в другом полно воды, а также глава и кости человеческие и все в воде, гнилые, черные, иструпленные..." А ведь этим мощам в течение многих десятилетий поклонялись верующие!

Когда обман был открыт, церковь вынуждена была отменить почитание князя и княгини.

О том, как и какими методами действовала церковь, красноречиво юворит история канонизации Александра Невского. Казалось бы, довольно странно, что в число святых попал видный полководец, имя которого навсегда вписано среди тех, кто отстаивал русскую землю от иноземных захватчиков, шведских феодалов и немецких рыцарей, кто стоял во главе русских воинов, поднимавшихся на борьбу за свободу и независимость своей родины. Канонизация Александра Невского преследовала политические цели. Петр I, основав Петербург и делая все для возвышения новой столицы, позаботился о том, чтобы она имела своего святого, который бы пользовался всенародной любовью. Имя же Александра Невского было очень популярно в народе. По указанию Петра в Петербурге начали строить Александро-Невский монастырь "для вящей славы императорской". После этого был канонизирован Александр Невский, и его останки торжественно перенесли из Рождественского монастыря во Владимире в Александро-Невскую лавру. Тысячи верующих приняли участие в этом торжестве, не ведая, что именно было перенесено. Ведь останки великого князя сгорели еще в 1491 г. при пожаре Рождественского монастыря. Об этом, в частности, говорится в Никоновской летописи. Это было хорошо известно императору Петру, и он во время торжественного перенесения мощей выбросил ключи от раки в Неву, заявив, что "глаза смертных не должны зреть святыню".

Почти двести лет продолжался этот обман церковников, который был разоблачен только в 1919 г. при вскрытии раки, где никаких мощей не оказалось.

Порой же церковь действительно становилась обладательницей "нетленных" останков. Сохранение в течение длительного времени нетленным тела умершего человека - явление вполне объяснимое современной наукой. При определенных температурных и иных условиях гнилостные бактерии, под действием которых идет процесс разложения, не размножаются, и тела умерших не разлагаются, а как бы мумифицируются. Никакого чуда здесь нет. Подобное случается с телами не только христиан, но и язычников и людей неверующих. Нередко нетленными сохраняются и останки животных.

Однако в большинстве случаев духовенству не удавалось обрести нетленные мощи, и тогда оно сплошь и рядом шло на подлог. Ведь мощи хранились в закрытых гробницах, скрытые от людских глаз. На протяжении многих лет духовенство то там, то тут "обретало" мощи святых. Авторитетные комиссии свидетельствовали их нетленность. Останки укладывались в раки, опечатывались и выставлялись в монастырях, куда сразу же начиналось паломничество православных. Десятки, - сотни лет шли богомольцы к этим святыням, надеясь на чудо. Ведь церковники утверждали, что не только сам святой, но и его мощи способны творить чудеса.

В 1918 г., после победы Великой Октябрьской революции состоялось вскрытие мощей целого ряда православных святых. Эти вскрытия происходили в присутствии представителей духовенства и верующих. И что же? Вместо нетленных мощей в опечатанных раках были обнаружены полуистлевшие кости, разбросанные в беспорядке, какие-то посторонние предметы, а то и просто... куклы. Вот какие мощи обретали церковники! Вот каким святыням поклонялись верующие!

Разоблачение обмана, который духовенство творило вокруг гробниц с "нетленными мощами", вынудило церковь внести значительные изменения в свое учение о мощах.

Если раньше она учила, что сам факт сохранения тела умершего является доказательством его святости, то сейчас она такого доказательства не требует: "Факт нетления целого человеческого тела не является основным при решении вопроса о признании останков святыми мощами". В настоящее время духовенство поучает, что "святыми мощами именовались и благоговейно почитались всякие останки святых, сохранившиеся хотя бы даже в виде одних костей". Само слово "мощи", утверждают церковники, обозначает "в одинаковой степени как целиком сохранившиеся тела святых, так и отдельные части их кости и прах, оставшиеся от них".

Что же, еще свежи в памяти вскрытия гробниц с мощами "святых угодников", которые происходили полстолетия назад, еще живы очевидцы этих вскрытий, сохранились документальные данные, от которых уйти нельзя! И церкви не остается ничего другого, как несколько подчистить свое учение о святых мощах, дабы выйти из неудобного положения. Довольно обычный прием приспособления религиозного учения к изменившимся условиям, к которому не раз прибегало духовенство различных исповеданий.

Наш рассказ о том, как рождались христианские святые, был бы неполным, если бы мы не упомянули о том, что вся история канонизации святых (если ее даже изучать по богословским источникам) имеет множество неясностей, в которых не могут разобраться и церковные авторы. Дело в том, что значительная часть свя" тых из "Верного месяцеслова" никогда не была канонизирована. Туда попали лица, которые почитались верующими в разных районах России, но которые никогда официально не были канонизированы. Это не мешало церковникам служить торжественные молебны в дни их памяти. Получалась довольно нелепая вещь: церковь вносила в месяцеслов имена лиц, которых она сама не признавала святыми. И не только вносила, но и требовала от верующих праздновать дни их памяти. В то же время в церковной литературе отмечалось, что "смешиваются канонизированные или настоящие святые с неканонизированными или ненастоящими святыми".

Какие же святые были настоящими, а какие ненастоящими? Е. Голубинский отвечал на этот вопрос так: "Святой канонизированный или настоящий есть тот, которому установлено и совершается ежегодное празднование, которому молебствуется (поются молебны) и к которому обращаются с молитвами; святой неканонизированный или ненастоящий есть тот, который почитается за святого от народа, но которому не установлено и не совершается празднования и не молебствуется".

Здесь профессор богословия впадает в противоречие с фактами. Если мы внимательно ознакомимся с "Верным месяцесловом всех русских святых", изданным в 1903 г., то обнаружим, что о времени и месте канонизации целого ряда святых вообще ничего нельзя сказать, ибо такими сведениями не располагает даже церковь.

К числу таких лиц относятся: Аврамий Болгарский, день памяти которого отмечается 1 апреля; Аврамий Галический (20 июля); Аврамий Ростовский (29 октября); Адриан Андрусовский (26 августа); Адриан Пешехонский (7 марта); Александр Ошевенский (20 апреля); Амфилохий Глушицкий (12 октября); Андрей Заозерский (10 сентября); Андрей юродивый Тотемский (10 октября); Аркадий Новоторжский (14 августа и 13 декабря); Арсений Комельский (24 августа); Арсений Кольский (12 июня); Арсений Новгородский (12 июля) и многие другие.

Этот далеко не полный перечень достаточно определенно говорит о том, что многие святые никогда не были причислены церковью к лику святых. А ведь церковью установлены дни празднования этих святых, им поются молебны, как "настоящим" святым. Указание на то, что о канонизации данных и ряда других святых мы не располагаем никакими сведениями, взяты из книги Е. Голубинского, заслуженного профессора Московской духовной академии, которого церковники никак не смогут уличить в пристрастии и искажении фактов.

Немногими словами выражена суть не только праздника, но и святости, зачастую превратно понимаемой и ошибочно отождествляемой как с героизмом, так и с наивностью (балансирующей на грани глупости и безумия), но чаще все же с героизмом, а канонизация воспринимается как посмертное признание заслуг и награждение почетным званием или орденом. Из-за этой путаницы и возникают поползновения канонизировать «за заслуги перед Отечеством» не только вполне обычных (в плане своей духовной жизни) людей, но даже таких прославленных изощренной безнравственностью знаковых в своей одиозности фигур, как, например, «оклеветанные» Иван Грозный, Григорий Распутин, Иосиф Сталин.

Попытаемся внести некоторую ясность.

Святость

«Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев.19; 2). Если смысл человеческой жизни в богоуподоблении, а Бог – свят, святость можно назвать всеобъемлющей добродетелью. Это природное свойство Божие, которому человек приобщается по благодати, в стремлении уподобиться своему Первообразу, своему Небесному Отцу. Происходит это через труды и скорби не потому, что святость чужда человеку (она была ему по дару присуща от сотворения как богоподобному существу), но потому, что человек через грехопадение утратил ее и как бы пророс тернием страстей.

В Таинстве святого Крещения мы воссоединяемся с Богом и вновь становимся причастниками Его святости, получая как бы искру, которую в течение жизни надлежит распространить на все свое естество. Как отмечает преп. Симеон Новый Богослов: «Человек тогда бывает свят, когда уклоняется от зла и творит благо, не потому, чтобы освящаем был добрыми делами, ибо от дел закона не оправдится ни одна душа, а потому, что чрез делание добрых дел приусвояется и приуподобляется святому Богу (курсив – прот. И.П. )».

Освящается человек добрыми делами, но не формально совершаемыми, а делами любви, исходящими из этой высшей добродетели, мало-помалу ткущейся в сердце, и культивирующими ее. Любовь к Богу познается через любовь к ближнему, поэтому, говоря о любви Божией, следует обращать внимание на то, как мы относимся к нашим ближним. «Всех объять любовью может только Господь, а поэтому полюбить всех мы можем только через Христа, – говорил св. Алексий Мечев. – Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать кому-нибудь добро – это есть милость Божия к нам, поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другому. <…>Любовь приобретается путем работы над собой, путем насилия над собой и путем молитвы».

Странно, казалось бы, слышать, что любовь приобретается «путем насилия над собой». Но об этом свидетельствует весь аскетический опыт. Причина внутреннего сопротивления нашего Божественной любви не столько во внешних факторах, сколько в плотском устроении нашем, противящемся всему небесному и святому. Мы склонны тянуться к любви естественной – эротической, дружеской, родовой (семейной, патриотической, националистической), но к любви духовной мы не стремимся, потому что земное в нас противится небесному, падшее – святому.

Наша любовь к Богу – зачастую никакая не любовь к Нему, а что-то сродни каинову почитанию: готовность чтить Бога, если это – условие безопасности, благополучия, успешности и благоденствия; моего лично, моей семьи, моего народа, страны – объем «эго» не имеет значения, важно, что Бог, религия рассматриваются как средства достижения иной (более важной, получается) несвятой цели, которая наделяется статусом святыни в силу занимаемого положения в нашей системе ценностей. Однако свято же то, что в Боге и от Бога непосредственно исходит , потому что, повторимся, святость – это исключительно Божие свойство и один только Бог – свят по Своей природе . Все и всё святое святится Его святостью, в понятии которой «концентрируются основные руководящие принципы и цели Божественного Откровения» (свящ. Павел Флоренский).

Чтобы вникнуть в библейское значение этого термина, необходимо знать, какое слово употребляется в оригинале. Древнееврейское слово кадош переведено в Септуагинте («Перевод семидесяти толковников»: первый перевод Ветхого Завета с древнееврейского языка на древнегреческий, сделанный в III–II вв. до Р.Х., согласно преданию, семьюдесятью двумя еврейскими учеными для Александрийской диаспоры) словом ἅγιος <агиос >. Примечательно, что обозначения святости греки употребляли пять синонимов: ἱερός <иерос >, ὅσιος <осиос >, σεμνός <семнос >, ἅγιος <агиос > и ἁγνός <агнос >, из которых ἅγιος употреблялся реже других, но исключительно этим словом выражается библейское понятие святости.

Стремясь определить содержание и объем понятия святости, свящ. П. Флоренский отмечает, что этимологическое значение слова кадош не выяснено бесспорно. Он, в частности, приводит мнение Гофмана, утверждающего, что кадош есть «то, что стоит вне общего течения, вне обычного порядка вещей», обозначая инобытие «в противоположность тому, что обычно». Святым, кадош , Бог называется, «как вполне особый в Себе Замкнутый, каковой стоит в противоположности миру, к которому Он не принадлежит».

Ни один из приведенных выше греческих синонимов не является идеальным эквивалентом кадош по той простой причине, что грекам неведомо было ветхозаветное понятие святости . Их отношение к богам иное – они не святы в библейском смысле. Интуитивное прозрение святости находим у Сократа, затем у Платона, развившего учение о совершенных идеях-парадигмах. Но это всего лишь стремление преодолеть барьер олимпийского мифологического сознания в предчувствии бытия чего-то поистине иного – не чуждого, но противоположного земному бытию по своему состоянию, по непричастности чему-либо тленному, изменчивому, ограниченному (справедливости ради, следует отметить, что в античной философии осознание существования трансцендентного миру Творца и Вседержителя начинается с Анаксагора (V в. до Р.Х.)). К тому же, при всем уважении к великим философам, их теории, как бы впотьмах нащупывавшие идею святости, оставались уделом избранных. Поэтому, когда создавалась Септуагинта, слово ἅγιος , избранное для передачи понятия святости, наполнилось новым смыслом.

Этот термин еще и тем подходил, что использовался намного реже других синонимов и не обрел своей устойчивой ниши в языческом словоупотреблении. «То, что в библейском смысле делает сущность святости, то именно не заложено ни в одном из перечисленных синонимов, – говорит о. Павел Флоренский, – это понятие выросло всецело на библейской почве, и для того, что греки в несколько подобном смысле чуяли и думали о святости Божества, равно как и для того смысла, в котором говорит о ней Священное Писание, греки не имели вообще никакого отдельного и определенного слова; а так как настоящего слова не хватало, то поэтому впоследствии пришлось употреблять ἅγιος чисто формально, наполнив и запечатлев его совершенно новым содержанием. Слово ἅγιος очевиднейше показывает на себе радикальное влияние откровенной религии, ее формующую и перестраивающую силу. А до этого влияния ἅγιος безусловно лишено главного момента, которым мы характеризуем святость, – этического. <…> …Несмотря на первоначальное сродство, библейское понятие о святости Божией образует диаметральную противоположность ко всем остальным, потому что античное представление о святости исключает любовь, а библейское – возникло и может быть понимаемо только в теснейшей связи с любовью Божественною».

Вот почему неуместно ставить вопрос о канонизации преуспевшего полководца или государственного мужа на том лишь основании, что его труды и подвиги принесли державе и народу большие геополитические или экономические блага, а самое главное благо – прочную иллюзию уверенности в завтрашнем дне, гордость за державу и себя, как ее частичку, и чувство глубокого удовлетворения (ценности особенно важные в условиях, когда и собственное внутреннее состояние, и окружающая реальность унылы и постыдны, зато можно утешаться сознанием причастности былому величию предков и страны). Причем, если в отношении таких людей как А.В. Суворов еще можно говорить о каком-то личном благочестии, то продавливание на канонизацию изувера Ивана Васильевича, богоборца Иосифа Виссарионовича и авантюриста Григория Ефимовича – чудовищное надругательство над святостью как таковой.

Но, даже не впадая в такие крайности, если в основе земного служения нет неотмирной Божественной любви, о которой пишет о. Павел, и которая характеризует, например, жизненный подвиг св. Александра Невского, то нет и оснований говорить о святости, поскольку ее следует понимать лишь в том библейском смысле, о котором у нас речь шла выше.

Святые

Священно-исторически святость открывается как освящение. Бог освящает, принимая с Собою в общение, отделяя сакральное от профанного, обособляя Себе что-либо или кого-либо из мира – Свое Имя, заповедь, субботу, храм, человека, священство, народ (в ветхозаветную эпоху – Древний Израиль, в новозаветную – Новый Израиль: Церковь Христову).

Слова «святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев. 19; 2), содержат в себе антиномию, которая во всем величии раскроется в Новом Завете: Бог трансцендентен миру – человек призван к богоусыновлению и обожению . Трансцендентность Бога Своему творению – основополагающая мысль Ветхого Завета, отрицающего пантеистичное миропредставление. Однако уже тогда Бог открывается не только как иноприродный, но и как призывающий нас к сопричастности Его иноприродности . Библейский теизм в противоположность деизму исповедует Бога как Промыслителя, Который не чужд Своему творению, хотя и не имманентен ему. Рассудочно деизм последователен в своем понимании Творца как начала трансцендентного, а потому отстраненного от мира, развивающегося по собственным законам. Но это ложная последовательность, основанная на поверхностной рассудочности, не принимающей во внимание Откровения в целом.

Святость Божия – святость любви. Бог любит Свое творение и освящает его, и мы ожидаем «нового неба» и «новой земли» (Откр. 21; 1), когда все творение, которое откликнется на Его любовь, будет объято святостью Божией. Ныне же идет мучительный процесс, кризис тварного мира, потому что выбор за каждым человеком: принять заповедь святости или уклониться от нее; воспринять ее как ориентир, как алгоритм духовно-нравственной жизни или проигнорировать ее как «отвлеченную от реальности». И причина мучения – в свободе человека : он сам должен выбрать между грядущим Царством и «тьмой кромешной» («кроме» – вне ; «тьма кромешная» – тьма вне шняя , вне света Божия , вне Его святости , вне причастности Богу ).

Святость Божественной любви непостижима для помраченного грехом рассудка, вменяющего Богу в вину попустительство злу, потому что без доверия Его Промыслу, без веры в Его святую любовь мы не в состоянии отличить попущение от попустительства. В двух словах можно сказать, что Бог попускает зло и всевозможные соблазны преходящими благами или скорбями не по безразличию к нам, но ради того, чтобы мы свободно выбрали добро и святость, потому что лишь свободно избранное нами может стать нашим достоянием . Первое искушение было попущено прародителям именно с этой целью (чтобы дар стал достоянием), и они его не выдержали. Пренебрегши возможностью свободно покаяться, люди не смогли более пребывать в раю. Теперь же, чтобы вернуться в состояние, превышающее то, что было до грехопадения, человек вновь и вновь в течение всей жизни должен избирать добро, а из добра – то, что свято.

Суть всей христианской этики – в системе нравственных понятий, объединенных идеей святости, которая есть критерий, определяющий достоинство той или иной ценности. Заповедь святости – это заповедь-максима. Мы не можем стать святыми в той же степени, как Бог, но можем и должны стремиться к святости. Нарушение этой заповеди не в том, что мы не достигаем степени Его святости (это и не требуется ввиду невозможности), но в том, что мы и не пытаемся научиться отделять в своей жизни «святое от несвятого» (Иез. 22; 26). Это не означает, что в жизни нашей не должно быть места чему-либо несвятому, но оно не должно быть нами абсолютизируемо и не должно определять наше мировоззрение и поступки.

В контексте понимания святости как сопричастности Богу следует понимать и святость Его угодников, потому что «святой – это человек, который открылся Богу и через которого Бог как бы действует и сияет. И я думаю, – говорит митр. Антоний Сурожский, – что многие святые никаких чудес не творили, но сами были чудом. <…> Я думаю, в том только дело святости, чтобы человек был свидетелем о вечных ценностях, о вечной жизни, о Боге».

Завет Древнего Израиля с Богом – еще только преддверие святости. Во Христе же человек усыновляется Богу; крещаемый освящается и становится «новой тварью» (2 Кор. 5; 17). Поэтому все христиане – святы в широком смысле этого слова как освященные Богом, как приобщенные Его святости, но святыми в строгом смысле слова являются лишь те, кто жизнью своей настолько засвидетельствовали истинность исповедуемых вечных ценностей, что стали образцами (канонами) их воплощения. И засвидетельствовали необязательно чудесами (хотя и чудотворения порой играли важную роль, подтверждая в этом случае истинность исповедуемой веры сверхъестественным даром благодати Духа Святого); не чудесами, но именно жизнью – мыслями, чувствами, делами, словами, общим строем поведения – всем своим существом.

Канонизация святого – это не прославление чудес, и прославление не столько его самого, сколько добродетелей, которыми он прославил Бога, давшего такую силу верным Своим; это прославление личного свидетельства реальности Воплощения Бога и обожения человека , потому что, как говорил авва Нестерой, «верх святости и совершенства состоит не в совершении чудес, но в чистоте любви. И справедливо. Ибо чудеса должны прекратиться и уничтожиться, а любовь всегда останется (1 Кор. 13; 8). Посему-то отцы наши никогда, как мы видим, не желали творить чудес; даже и тогда, когда имели сию благодать Святого Духа, они не желали обнаруживать ее, разве только в случае крайней и неизбежной необходимости».

Кому посвящен праздник?

В уже упоминавшемся выше синаксаре есть очень интересный образ, отражающий суть праздника. Продолжая мысль о преемственности чудесному событию сошествия Духа Святого на Апостолов, автор отмечает, что произошедшее в тот день «превосходит всякое естество», потому что Дух Святой, будучи по Своей природе небесным, устремленным ввысь, нисходит в виде огня, тогда как ввысь восходит «персть, естеством долу преложна сущи», т.е. прах земной, по природе тяготеющий вниз, устремляется к небесам. Причем автор синаксаря тут же акцентирует наше внимание на том, что человеческая природа, «ранее воспринятая и обоженная Богом Словом, возвысившаяся и одесную славы Отчей воссевшая, ныне, согласно обетованию, всех имеющих произволение влечет к себе». Т.е. человеческая природа обожена в Сыне Человеческом, но каждой личности предоставляется возможность свободного ответа на призвание Божие, последовать ли обещанному привлечению (см. Ин. 12; 32: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе»), или отвергнуть его.

Святые – те, кто откликнулись на призвание Божие и, последовав этой природной тяге ввысь , до конца претерпели все искушения, попущенные им для свободного усвоения добродетели. И что важно понять: Бог не только призывает, а именно привлекает, помогает человеку, поддерживая его в ответном стремлении, помогая ему преодолевать встречающиеся для укрепления его доброго произволения препятствия. Примиряя с Собой человеческий род, Бог «приводит его к единению и дружбе с Собою», а «человеческая природа приносит Богу, словно некий начаток, тех, кто благими делами своими были в ней различным образом искусны (выделено нами. – И.П .)». Различных образов восхождения к Богу – чинов святости – множество. Это единство в многообразии воспевается на протяжении всей праздничной службы, включая также и почитание Ангелов, о чем, например, читаем в светильне: «Крестителя и Предтечу, апостолы, пророки, мученики, священноначальники же, постники и преподобныя, священномученики, купно боголюбивыя жены и праведныя вся, и ангелов чины , должно песньми увязем молящеся, славу сих получити от Христа Спаса».

И вот, что еще важно знать: праздник этот посвящен не только всем канонизированным святым, подвизавшимся в разных уголках мира и на разных поприщах, чьи памяти отмечаются в течение года, чтобы «в одном дне объединить, дабы обнаружилось, что все они ради одного Христа подвизались, все одно поприще добродетели прошли и, таким образом, все как Единого Бога рабы по достоинству увенчаны, и Церковь составили, восполнив собою горний мир, побуждая и нас равный с ними предпринять подвиг различного рода и вида, стремясь со всем усердием к тому, к чему у каждого способность есть». Как следует из текста синаксаря, этот праздник установлен еще и в честь тех святых, кто «по разным причинам или неким человеческим обстоятельствам остались неизвестны у людей, великую славу имея, однако, пред Богом», и тех, которых просто должным образом не смогли почтить «по неисчислимости», причем, что особенно достойно внимания, чествование установлено не только ради святых, прошедших земное поприще, но ради вообще всех святых: «в какой бы земле ни угодили они Богу, а также ради будущих угодников … объемля чествованием всех преждебывших и последующих, неявленных и явленных (курсив наш. – И.П .) – всех, кого освятил Дух Святой, вселившийся в них».

Вси святии, молите Бога о нас!